Пятнадцатое апреля

Улицы малость пообсохли от весны и я возобновил свои традиционные субботние прогулки по городу. Погода сейчас очень хорошая – напоминает не весну, а позднюю осень: голые деревья, запах гнилых листьев, свалявшихся под ногами, хмурое небо. И, что немаловажно, тепло. Главное отличие от осени – это, конечно, огромное количество мусора, который всю зиму копился и копился в снегу. Бутылки, битое стекло, пачки из-под сигарет, собственно, сами окурки (подавляющие своим количеством – у меня такое чувство, что я живу в самом курящем городе мира), расчески, носки, равно как и прочие элементы гардероба, помада, всевозможные флакончики и пузырьки, и снова окурки; а уж сколько крупногабаритного хлама вблизи домов...
Дворник не дремлет. Дворник ждет субботника.
В наиболее чистых местах (не везде же дворники ждут!) люди выгуливают собак и гуляют сами. У магазинов продают эти тошнотворные куличи – Пасха на дворе. Сейчас еще только полночь, поэтому я могу себе позволить побыть во вчерашнем дне.

Еще встретил вчера случайно бывшего одногруппника. «Привет», «Как дела». Еле отделался. Я все забываю, что планирую отвечать «плохо», когда меня спрашивают, как мои дела. Или еще лучше – «не твое дело». Последний вариант самый честный, но он же и самый опасный – рискуешь попортить личико.

@темы: город

---

Четырнадцатое апреля

У нее ребенок. Дитя Дьявола.
Из-под раздавшегося живота ее на пол капает кровь, пачкая ноги. Но доктор говорит, что это нормально. Да.
А дьявол стоит в дверях, прислонившись к косяку, и холодно улыбается, скрестив руки на груди. Я делаю последнюю попытку удержать ее и говорю: «А что, оставшись там, ты знала бы о ребенке?» Но ей, кажется, все равно; во всяком случае, так можно судить по ее равнодушному взору. Я проиграл.

Самый, вероятно, физиологичный момент этого сновидения пришелся на тот эпизод, когда девушкой был я сам. И я рад, что наконец, дождался его, потому что одно дело просто наблюдать события чужими глазами, и совсем другое чувствовать себя при этом в чужой голове, и даже – в чужом теле.

…Место собраний Общества, в которое я пришла (ну или секты, называйте как угодно), располагалось в довольно маленькой квартирке, грязные обои которой заслоняли шкафы красного дерева, доверху заставленные книгами и инструментами. За окном сплошной стеной лил дождь, но вместе с тем было очень светло, словно низвергался он не с туч, а с самого солнца. И если бы я подошла к окну ближе и выглянула на улицу, то увидела бы, что вся улица медленно, но неотвратимо исчезает под водой. Но я этого не видела, потому что готовилась к ритуалу.
К сожалению, я даже не могла вспомнить, было ли это ритуалом посвящения или моей будущей каждодневной обязанностью. И не хотела переспрашивать – боялась уточнить худшее. Большинство здесь – девушки (мужчин немного и маячат они где-то на заднем плане), и одна из них даже попыталась меня успокоить, но мне все равно страшно.
Я не могу сказать, что это страх перед неизвестностью, ведь мне обо всем рассказали заранее, и пришла я в это место сама, по своей доброй воле. Я боюсь той операции, которую они проделают, и боюсь еще больше – если она повторится еще не раз. Только... идти назад мне некуда. Меня нигде больше не ждут, только здесь. Так что могу и потерпеть.

Девушка в белом халате (та, что успокаивала меня), усаживает меня на кресло-кушетку. Я соображаю, что такие стоят в кабинетах у гинекологов.
Мой врач просит меня снять блузку. Я подчиняюсь и ежусь от окатившего меня холодка – накатившего одновременно снаружи и изнутри. В руках у нее появляется эмалированная ванночка и толстая длинная игла. Я снова вздрагиваю – от страха – и вспоминаю, что когда она рассказывала мне о предстоящей операции, то не говорила, что «больно не будет», а говорила «потерпи», и это обстоятельство пугает меня еще больше.
Она берет мою левую руку и вонзает в тыльную сторону ладони иглу. Вонзает вроде бы быстро, но мне каждое такое мгновение кажется минутами. Тупая и резкая вместе с тем боль. В шоковом состоянии наблюдаю я за тем, как из моей ладони вырастает стальное острие. Оно полое внутри (точно гипертрофированно увеличенная игла шприца), из отверстия его каплет кровь.
Это еще не все. Пока мое внимание было поглощено одновременно онемевшей и кричащей от боли ладонью, в руках у врача появляются новые инструменты. Еще одна иголка (уже значительно меньше), и какие-то трубки, и еще что-то, не пойми что. Она наклоняется надо мной и вонзает эту вторую иголку мне прямо в левую грудь!
Это, кажется, еще ужаснее, при том, что первая игла продолжает торчать у меня в ладони. Эта новая резкая боль – более тонкая, более пронзительная, разрушает напрочь все мое существо, я отчаянно цепляюсь за одну-единственную мысль, которая, трепыхаясь, пытается отлететь от меня: неужели вот так будет всегда!?
Потом взор мой затуманивает, последние силы покидают меня, и сквозь пелену перед моими глазами я наблюдаю, как по трубкам к длинной колбе в руках врача ползет от моей груди некая бесцветная жидкость...

Я решила уйти не сразу после этого, но почти. После операции комнату неожиданно наводнили новоприбывшие, и я в спешке собирала инструменты в шкаф, от глаз, которые были пока посторонними. Все мое тело дрожало от слабости (дрожь передавалась и инструментам, которые страшно гремели), я чувствовала себя так, будто из меня выжали все соки, и все старалась угадать тот момент, когда обретенная Сила начнет наполнять мое нарочно опустошенное существо. И потом я ушла.
Тогда, в конце, избавив меня от всех иголок, та девушка в халате отдала мне колбу с бесцветной жидкостью, безжалостно выдавленной из моей груди. Ее слова все еще стоят у меня в голове, как ни стараюсь я выкинуть их из головы: «Это твое молоко. Выпей».
И знаете что? Я его выпила.

@темы: грезы сновидца

---

Восьмое апреля

Закончил читать «Улицу отчаяния». Хорошая книга. Не шедевр и не лучший роман Бэнкса, естественно. Просто хорошая книга. Не снимающая, впрочем, главного вопроса: как жить?

Я тут задался совершенно непосильной, по-моему, задачей: втиснуть гениальное аниме «Ловцы забытых голосов» в жалкий трехминутный ролик. Причем таким образом, чтобы повествование соответствовало тематике моего третьего альбома; т. е. о женщинах или от лица женщин. Боюсь, это будет как раз тот случай, когда перед окончательной доработкой клипа его придется кому-нибудь показать, чтобы получить оценку со стороны.

@темы: литература, бэнкс, мураками и др., зал ожидания, аниме, мои опусы

---

Седьмое апреля

Снилась сегодня Света, стоявшая за дверью и умолявшая ее впустить, и читавшая жалобные стихи о любви. Я не впустил ее.
А знаешь, почему? Потому что у меня дома была мать.

В любое другое время, когда никого нет — пожалуйста! Тем более, к Свете у меня особенное отношение. То есть, бродяжку с улицы я бы не впустил. С бывшим одноклассником / одногруппницей переговорил бы на пороге – а чего, собственно, эти люди лезут в мою жизнь? Но она – она, это – а-аа! – совсем другое дело, несмотря на то, что у нее уже есть своя семья, а сама она – матерая сектантка-рецидивистка.
Фокус-то ладно, фокус в том, что единственным вампиром, которого бы я впустил в свой дом, является Света.

Но что терзает меня, это вот тот маленький отрывочек из моего традиционно огромного и запутанного сна, что я процитировал в начале. У меня нет дома. Если я так ревностно отношусь к своей жизни, что оберегаю любых людей оттуда от появления перед людьми, с которыми я живу, если...
А ведь по бумагам владельцем квартиры являюсь и я. Сделал когда-то давно мой отец доброе дело – переписал половину квартиры на меня. И балкон, на котором я живу летом – это моя честная половина квартиры, за которую я плачу налоги. Но – одно дело владеть, а другое – чувствовать, что владеешь.

А ведь, если подумать, то проблема даже не в этом. У меня чрезмерно подавленное «Я». Чем больше вокруг людей, от которых я чувствую свою зависимость, чем больше я эту зависимость ощущаю, тем меньше я способен перед ними раскрыться. Потому что – что бы я ни сделал, ни сказал, ни показал им, – я всегда буду думать, как они это воспримут, какие сделают про себя выводы в отношении меня.
Чего скрывать, человек я психически нездоровый. Но вот что странно – чем больше я пытаюсь заглушить перед окружающими, спрятать эту нездоровость, тем только более чувствую себя больным. Иначе бы не сидел сейчас и не переживал, что, когда Света вновь попытается ворваться в мою жизнь, я не сумею впустить ее только потому, что не захочу допускать возможности, самой возможности какого-то поворота в мыслях родителей в отношении меня.
Вот такой вот парадокс.

Хотя, конечно, иногда она мне кажется чересчур навязчивой. Как и положено вампирам. Но это уже – совсем другая история. До свиданья, страна.

@музыка: Григорий Лепс - Самый лучший день...

@темы: психоз, вампиры и другие катастрофы, размышления, грустное

---

Тридцать первое марта

Сегодня в 20:30 всенародный «Час Земли». Честно говоря, я сам до конца не знаю, каким образом потребление электричества может сказаться на увеличении выбросов СО2 в атмосферу (надо, все-таки, просветиться по этому вопросу). Но меня просто привлекает необычность этой идеи.
(в принципе, я и так и так не особенно люблю свет, и лучше всего мне думается в темноте).
Жаль, что матери моей без света скучно. Боюсь, чтобы присоединиться к акции, мне придется вытолкать ее на час из дому. Увы.

(спустя 2 часа). Ура-а! Я ее уговорил! Очень уютно посидели при свече. Люблю запах свеч.

@темы: живая природа

---

Двадцатое марта

Жизнь
еще
недостойной
жизни.

@темы: размышления

---

Восемнадцатое марта

P.S. А вот книжечку, по мотивам которой был снят фильм, я купить не успел. Обскакала мать. Она далеко не фанатка фэнтези, но фанатка Шона Бина. Печально.

@темы: живой книжный, грустное

---

Пятнадцатое марта

Последние две серии «Игры престолов». Сегодня. Никогда бы не подумал, что этот сериал так меня захватит, – ибо с виду представляет собой обычное фэнтези с его приевшимися штампами.
Здесь великолепные персонажи. Каждый врезается тебе в память, врезается в мысли – даже если камера уделяет ему от силы несколько секунд. Пером клинка искусно профиль выточен. Живописные диалоги, – нелепое, вероятно, определение, но на ум почему-то приходит именно оно.
Сама история дается резкими, лихими подчас мазками. Никакого сюсюканья со зрителем, никаких попыток растянуть разворачивающееся на экране действо. Напротив, иногда кажется, что из этого действа отхвачены куски – не большие, но ровно такие, чтобы создать впечатление того, что мир, который нам показывают, куда шире и объемнее, чем это может вместить камера.
Сериал еще не закончился, а я уже жду продолжения. Мне грустно расставаться с этими героями. С этой вселенной.

@темы: телемыло, восхищение, граничащее с безумием

---

Одиннадцатое марта

Слушаю «Mein Land». Могут ведь, когда захотят! И ведь не первый день эта песня крутится у меня в голове.
А может, все дело в том, что я соскучился по Раммам? И что «LIFAD» ихний уже не покажется мне таким УГ, каким казался в начале?

@темы: rammstein, удивительное рядом, музыка

---

Пятое марта

Мне всегда было все равно, что мой голос уходит медведям. Удавалось как-то ставить себя выше выборов. Но сегодня, услышав от одного парня на работе: «а зачем мне ходить на выборы? я за Путина, мой голос и так засчитают», – что-то внутри меня вскипело от негодования за свою пассивную политическую позицию. Неужели это начало некоего нового этапа в моей жизни?
P.S. Говорят, за Путина проголосовало 80% избирателей в Татарстане.

@темы: оруэлл, грустное

---

Двадцать восьмое февраля

Новая тетрадь. Сегодня занимался судейством студенческой олимпиады по 1С. Блин... Уровень знаний просто удручает. Три часа провозился, чтобы дотянуть, довытянуть общий уровень на мало-мальски приличный.

@темы: грустное

---

Двадцать шестое февраля

Тяжелая на самом деле выдалась неделька. Надеюсь, следующая будет полегче. И вообще: скорей бы праздники!

Во сне я представал перед колдуном, самолично призванным мною для совершения некоего ритуала. Перед ним поставили длинный ящик, обтянутый изнутри красным бархатом; а мне надлежало встать в этот ящик на колени. Меня кто-то останавливал, кто-то невидимый указывал мне на крышку ящика: вот гляди, сейчас ты встанешь туда, а она схлопнется.
На лице мага мелькает улыбка. В зал приводят детей. Они заполняют ящик, крест-накрест цепляясь ручонками за его края. Я киваю с некоторой смесью благодарности и стыда, и вскарабкиваюсь на мягкие детские руки, – те прогибаются под тяжестью моего тела.
Мне все же неуютно. Мне неловко за сложившуюся ситуацию. И этот сон я бы хотел досмотреть и дальше, но был разбужен.
Прерванное погружение.
Все. Тетрадь кончилась.

@темы: дневник, итоги

---

Двадцать пятое февраля

Вульгарис в юности моей была для меня любимой игрушкой: я развлекался тем, что по-хитрому заплетал ее стебли и наблюдал за тем, как они растут дальше в изломанном мною порядке. Последние годы я пожинаю плод собственных издевательств. Наиболее лихо затянувшиеся в узел стебли засыхают. В марте придется взяться за очередную прополку горшка.

Борьба за свои права во время обеденного перерыва приняла нешуточный оборот. С китайской лапшой меня застукал директор. А игнорить его, увы, так просто не получится.

@темы: живая природа, грустное

---

Прогресс

Таак, венгерские субтитры к "Шепчущему" уже есть в сети...

@темы: кино, лавкрафт, интернет

---

Девятнадцатое февраля (продолжение)

Я чувствовал бы большую удовлетворенность, если бы записал этот свой сон сразу по пробуждении, ночью, а не сейчас. Потому что сейчас у меня получается скорее набор разрозненных заметок путешественника, нежели связанное повествование.
А может быть, дело все в том, что я просто старею и мне труднее угнаться за своими мыслями, чем раньше.

Итак, есть на свете одно место – Гора влюбленных. Мест с такими названиями на самом деле масса, но та гора, о которой я хочу рассказать, весьма и весьма уникальна. Там пропадают люди.
Гора влюбленных – не остров, но часть некоторого мыса, подняться на которую можно исключительно с воды, – возможно поэтому у некоторых людей зачастую складывается впечатление того, что это остров. Сюда, согласно преданию, приплывают молодые пары, с тем, чтобы провести на горе ночь, которая скрепит их брачный союз. Ночь эта не приятна, а напротив, весьма и весьма опасна: утром невеста может не обнаружить своего возлюбленного, а то и вовсе – исчезнут оба. Те, кто доживал до утра (тел пропавших не находят и поныне, однако сомнений в том, что те не остаются привязаны к нашей с вами реальности, нет), рассказывали о страшных звуках, раздававшихся всю ночь за стенами т. н. «брачного домика» – там ходило нечто, ходило кругами, выжидая, пока кто-нибудь из людей не высунется наружу. Некоторые сходили с ума прямо в домике. Другие, не выдержав пытки, выходили на улицу с тем, чтобы дать отпор незваному пришельцу – и вот последние-то как раз и пропадали.

Истоки традиции проводить первую брачную ночь в таком жутком месте, мне не ясны. Я мог бы отметить, что, если бы не традиция, сам я никогда в жизни не отправился бы туда, – отметить и быть неправым. Любопытство сильнее страха. А спутница моя, как выяснилось, была схожа со мной во взглядах – ей важно было, чтобы эта наша ночь осталась незабываемой, не важно, каким путем. Со стороны это может казаться диким, однако существуют люди, у которых упоминание о Горе влюбленных вызывает не приступ паники, а азарт.

Справедливости ради хочу заметить, что те, кто возвращался с Горы, интерес к ее «покорению», если можно так выразиться, утрачивали раз и навсегда.

Мы прибываем днем на круглобортой лодке к крепкому дощатому причалу, увешанному флажками, которые в менее пасмурный день призваны казаться разноцветными. Вообще, на всей Горе царит атмосфера этакого остановившегося праздника – точно в разгар шумного веселья в дом ворвались люди в масках и принялись обыскивать присутствующих. Украшенный флажками причал. Кафе у подножия горы, размалеванное по стенам буйством красок. Встречающие в пестрых одеждах и с хлебом-солью – улыбки последних натянуты, хотя, быть может, в этом повинен лишь задувающий ледяной ветер. Так, по крайней мере, стоит думать.
Мы – а это я, моя спутница и наш общий знакомый, вызвавшийся быть гидом – сам он живет здесь уже несколько лет, – осматриваем мыс, просиживаем в кафешке, бросаем камешки в воду – словом, всячески пытаемся убить время, понимая, что все мы здесь ради одного-единственного – первой нашей с ней брачной ночи. Наш общий знакомый показывает нам свое жилище – наспех сколоченная из досок хибара, увешанная изнутри всевозможными рыбацкими приспособлениями и снастями. Она находится примерно на трети пути к «брачному домику» – и выше наш общий знакомый, по его словам, не поднимается, стоит только солнцу начать клониться к закату. Мы благодарим его за помощь, оставляем и начинаем карабкаться вверх по узкой каменистой тропке.
Камни под ногами скользят, мы держимся за тонкую бечеву, натянутую вдоль обрыва – сомнительная страховка, надо сказать. Я вдруг с ужасом ловлю себя на мысли о том, как буду карабкаться здесь ночью, в кромешной тьме, – точно все, что будет позже, уже предрешено.

Наверху скалистый мыс совершает небольшой уступ, после которого поднимается еще немного и переходит в материк. На этом-то самом уступе и находится «брачный домик». С учетом всеобщей «дикости» местности, которая на этой высоте уже ничем не напоминает о людях, встретить здесь выстроенное человеческими руками жилище весьма и весьма странно. Домик сложен из бревен, внутри – одна или две комнаты (точнее сейчас не могу сказать), посередине главной из них – большая двуспальная кровать, застланная черным колючим покрывалом. Обстановка спартанская, но лично я к такой привык и стараюсь лишь, чтобы и моя спутница чувствовала себя здесь более или менее сносно. «В конце концов, это только одна ночь», – уговариваю я ее.

И вот ночь. Мы уже в постели, под одеялом. Ни один из нас совершенно не испытывает тяги к исполнению своих супружеских обязанностей. Оба мы ждем, когда начнется то, ради чего мы здесь...

Вот тут мои воспоминания становятся более спутанными. Кажется, что-то и в самом деле произошло; что-то двинулось за стенами дома, но случилось это до того, как она покинула его или после – я уже не помню. Не помню и как сам оказался снаружи, – хотя, конечно, вышел я на поиски ее, но определенно прочувствовал это лишь испытав приступ deja vu – цепляясь за тоненькую веревочку посреди кромешной темноты ночи, и ощущая, как под ногами скользят камни.
Мне страшно. Мне страшно за себя и за нее. Я буквально кожей всей ощущаю присутствие того иного, что царит здесь, на Горе, – и знаю, что оно знает о нас и так же нас ощущает.
Кафе внизу зажглось яркими фонариками, на которые черной краской нанесены восточные иероглифы. Редкий ночной персонал окончательно утратил остатки своей любезности и шарахается от меня, как от чумного.
Я поднимаюсь в рыбацкую хижину, смутно уже догадываясь, что меня ждет там – предчувствие сродни тому, что охватило меня днем на скалах. Балансирую на камнях, несколько раз потеряв тропку под собой, и ко всему прочему, испытываю страх падения – я ведь иду фактически по самой кромке обрыва! Тщетно пытаюсь уцепиться взглядом за какой-нибудь ориентир – звездочку над головой или мимолетное мерцание волн под ногами, – но тщетно. Даже ветер как будто стих.
Я нахожу, наконец, рыбацкую хижину, но то, что я обнаруживаю внутри, не приносит мне даже никакого открытия. Я уже знал это, и, кажется, предчувствовал еще до того, как мы сели в лодку, готовившуюся к отплытию к Горе.

Хижина, в которой проживает наш общий знакомый, пуста.

@темы: грезы сновидца

---

Девятнадцатое февраля

Отец открыл сегодня дверь весь мрачный. Черный. Я даже сперва подумал, что он болен (сам с утра чувствовал легкую температуру). Оказалось – умерла бабушка, моя прабабушка.
Мне очень удобно открещиваться от контактов с любыми людьми, которые ищут моего участия, – мотивируя это тем, что чем с меньшим числом человек ты общаешься, тем меньшему числу когда-нибудь будешь обязан. Этакая надменно-холодная поза. Но было бы неправильным отрицать и другое: когда кому-нибудь из них будет больно, я не смогу разделить с ним его боль.

Я почитаю это высшим благом для себя. Не потому, что я не мог утешить отца. А потому, что мне не было так же больно, как и ему.

@темы: против человечества, размышления

---

Второе февраля

Вот я уже возвращаюсь (из Казани уже выехали) и дописываю все то, о чем не успел написать. Так вот, тот человек – из «воров в законе». И он (вместе с напарником) до самой ночи пытался поучать меня, как надо жить. Так что поездка, в которой я начал любоваться видами из окна, вышла смазанной из-за тех двух типов.
Я вообще не люблю попутчиков, которым не терпится поговорить с кем-нибудь (со мной). Для них это – развлечение, а для меня – тяжкий труд.

Но самое плохое в этой поездке (и, по существу, единственно плохое, ибо все прочие форс-мажорные обстоятельства мне уже знакомы, и я умею с ними справляться) – это то, что все дни меня наблюдал руководитель: то, как я веду себя в неформальной обстановке! А черты моей личности не вполне соответствуют требованиям работы в компании.
Печальным было также то, что жил я за свой счет (правда, недорого, по меркам московских гостиниц). Ну и то, что всю вторую половину вчерашнего дня работал грузчиком. Фирма увезла с конференции огромную кипу макулатуры (дорогостоящей), поэтому пишу я эти строки с довольно заметным нытьем в плечевом поясе и слабостью в пальцах рук.

Сама конференция оказалась на удивление неплохой. Было достаточно много интересных тем и интересных людей, – хотя, быть может, просто я так удачно подобрал для себя секции и вернисажи. И да, это нужно довести до всеобщего сведения: 1С мало-помалу переходит к работе в облаке и уже сейчас запущен пилотный «облачный» проект для образовательных учреждений. А это значит, что в будущем (пока, конечно, отдаленном) коробочных версий продуктов 1С возможно вообще не будет.

Поезд проезжает мимо кладбища – с высоты оно одновременно впечатляет своей площадью – и (с другой стороны) незначительностью деталей. Большая часть кладбища расположена под открытым небом и высаженные ровными рядами могилки кажутся донельзя маленькими. Даже смерть – ничтожна.

В 13:45 очнулся от легкого забытья и обнаружил, что солнце страшно нагрело крышу вагона. Снаружи, говорят, трескучий мороз, а внутри – жара.

@темы: дневник

---

Тридцатое января

Поезд. Примерно в начале девятого проехали Менделеевск. Городок поселкового типа – невысокие дома, много рекламы федеральных торговых сетей. Местечко как будто уютное, но вот беда: большая часть того жилого массива, что я видел из окна, размещена практически вплотную к промышленной зоне.
Ближе к девяти разгорается рассвет. Само собой, светает раньше, но солнце начинает ронять свои оранжевые лучи на деревья только без пятнадцати девять. Поезд едет дальше.

Небольшая деталь к описанному мною ранее сну: до того, как я начал подниматься по склону холма, я был с тобой, внизу. Мы шли, держась за руки, причем твою ладонь я держал чрезвычайно бережно, как бумажную розу. Для меня одним из важнейших проявлений любви является возможность держать человека, которого ты любишь, за руку. Одно из важнейших и интимных проявлений контактов. Не знаю, откуда это у меня.

В двадцать минут одиннадцатого поезд останавливается на каком-то полустанке. Вывеска на здании снаружи гласит: «Дорожный»; но я подозреваю, что это – название магазина. Путейцы размахивают флажками. Чем ближе к остановке, тем униформа их более нарядная, а флажки – чистые.
Приходит Айдар, сообщает, что поезд остановился в Агрызе. Забавно, что я сразу вспомнил эти места: в детстве я ездил на поезде в Ижевск, к бабушке. И это здание на путях сразу показалось мне знакомым... А еще наши военные подорвали где-то в этих местах свой полигон. Пострадавших доставляли в Челны и размещали в стенах Ледового дворца. Небольшой штришок: в прессе писали, что руководство военной части было эвакуировано заблаговременно, еще до первого разрыва снаряда.

Тягач соединяют с вагоном, в котором еду я – и вуаля – теперь мой вагон стал первым!

Солнце садится в районе пяти вечера. К тому времени поезд уже вышел из Казани. В Казани, кстати, впервые обратил внимание на обстоятельство: с вокзала железнодорожного отлично видна мечеть Кул Шариф. Есть на что смотреть приезжим.

Солнце стоит совсем низко: ярко-оранжевый круг, просвечивающий между деревьев и крыш домов. В поезде разговорился с одним человеком (точнее, это он меня разговорил) – представителем того типа людей, которые мне не совсем нравятся.

@темы: дневник

---

Костница

Необычная церковь Костница (по чешски Kostnice)расположилась на окраине городка Кутна Гора, это примерно 70 километров от Праги. История ее началась в 1278 году, когда польский король Отакар II отправил с дипломатической миссией в Иерусалим седлецкого аббата Йиндржиха. Вернувшись аббат развеял горсть земли, привезенной с Голгофы над монастырским кладбищем. Что придало кладбищу статус Святой земли и соответственно увеличило популярность среди знатных семейств не только Чехии, но и всех близ лежащих стран.

Кладбище быстро разрасталось… В 1218 году когда в Европе зверствовала чума, кладбища уже не могли вместить такое количество покойников, по этому и появилась практика вторичных захоронений, когда старые кости скидывались в глубокие подвалы часовен, а на их место хоронили снова. Так как земли на кладбище перепродавалась более 6 раз, в костнице Седлецкого монастыря скопились останки практически 40 000 человек.

В 1511 году, полуслепой монах, отбелив скопившиеся кости, сложил их в шесть пирамид высотой по 2-3 метра каждая, 4 по углам костницы и две в ее центре. После смерти монаха, пирамиды не разрушили, но церковь закрыли практически на 350 лет.

В 18 веке по распоряжению князя Шварценберга, который в то время являлся владельцем земли Седлецкого монастыря, оформлением церкви занялся местный резчик по дереву Франтишек Ринт. Вымачивая кости в хлорной извести, он начал создавать свои “творения”… Самым необычным из них стала люстра, в которой использованы абсолютно все части человеческого скелета – от фаланги пальца до копчиковых костей.

P.S. По материалам сайта mandalay.ru.

@темы: восхищение, граничащее с безумием, шок

---

Двадцать восьмое января

Вчера до вечера писал ЛУРВы за месяц. Написал аж на 72 часа. На следующей неделе, по возвращении из поездки, посмотрю, подпишут ли мне их. В понедельник выезжаю в Москву на какую-то чертову конференцию – видимо, на фирме это традиция – посылать вместо одного сотрудника избранную группу из бывших стажеров (в минувшие годы было, кажется, так же).

А во сне я вновь побывал на границе земли и неба. Только на сей раз выражалось это по-иному. Я шагал по склону, почти у самой его верхушки. Вокруг – светло; на небе сияет солнце, а весь склон зарос точно такими же солнцами – желтыми-желтыми подсолнухами, которые, кажется, светят ничуть не хуже. Склон сильно крут, так что мне приходится почти прижиматься к нему, чтобы не покатиться вниз.
Если я все же сорвусь, то знаю, что не ушибусь: все на склоне выглядит достаточно мягким – и огромные цветы, и лопухи под ними, и даже овцы тут есть – они спокойно пасутся, невзирая на крутизну, пухлые, точно в каком-нибудь пластилиновом мультфильме...
Так, стоп, но если есть овцы, значит должны быть и собаки, которые их охраняют? Точно, вон мелькают и их спины – пастушьи собаки, тоже довольно дружелюбные, но мне к ним приближаться не хочется, тем более, что меня они пока не заметили.
Есть и еще одна причина, по которой я не хочу катиться вниз. Я только что поднялся оттуда, и делать мне там нечего. Там, внизу – сырость, слякоть и поздняя осень, и деревня, в которой лают совсем уже другие – злые – псы.
И я напрягаю все силы, чтобы удержаться на склоне, поднимаюсь все выше и выше в небо, а когда достигаю вершины, то с удивлением обнаруживаю... город. Скучный и столь же серый город.

Теперь-то я знаю, что мне следовало сделать. Или что сделал бы Гораций Таллий на моем месте. Но, увы, уже поздно, – если только я вновь не вернусь в тот сон.

@темы: грезы сновидца, город