A simple mind
Далее пойдут лишь кусочки сна, наспех сшитые в небольшой фрагмент, абсурдность которого очевидна для попытки воссоздать на его основе полноценную историю. Я лучше погрешу в этом на соседей, как всегда некстати разоравшихся под окнами, чем на собственную память.
Я засыпаю и комната моя кажется мне местом чудес. Вначале по полу протягиваются ландшафты: реки, горы, леса; а стены словно исчезают, окрашиваясь в небесно-голубой цвет. Но я продолжаю лежать и постепенно, в ходе наблюдений с кровати мне мне становится ясно, что стены – это стены, а пол – это пол, только чуть приукрашенный абстрактивным узором на линолеуме. Я пока один в комнате – родители мои пока еще не легли.
Из-под кровати доносится шорох. Там есть кто-то... как будто кошка, которая тянется к закрытой двери и тут же обреченно жмется обратно. Я жалею ее и приотворяю путь на свободу. Ах да, это, оказывается, не кошка, а длинноухий заяц.
Комната вдруг наполняется живностью. По одеялу пробегает мышь (а вдруг это тоже заяц – уж очень уши у нее длинные?). Мышь выбегает в центр комнаты, к ней присоединяется краб со скорпионьим жалом. И какое-то совсем невзрачное насекомое. Втроем они устраивают судилище для животного царства. Вот на арену выходит крупный, размером почти с крабоскорпиона муравей. Мышь тут же принимается играть с ним, тот уворачивается от нее, как может, и сам того не замечая, оказывается прямо перед крабоскорпионом, который бьет в него своим жалом. Муравей умирает, истекая желто-зеленоватой жижей.
Чем при этом занимается насекомое, мне не ведомо. Возможно, до того оно оглашало приговор.
В дверь скребутся. Я приоткрываю ее и вижу в образовавшуюся щель грустно облизывающую лапку кошку.
На кровати родителей скрип. Кажется, прошел и лег отец, а я совсем этого не заметил. Животные пугливо разбегаются по норам.
Комнату заливает багряными красками. Откуда ни возьмись, появляются в ней разновозрастные студенты, каждый – за персональной партой, и перед ними, точно солдат на плацу, вышагивает учитель. Я тоже среди них и изо всех сил пытаюсь понять и как минимум законспектировать то, о чем он говорит. Но он, как назло, ведет диалог с аудиторией, которая подсказывает ему дальнейший ход решения, и сейчас я молюсь лишь о том, чтобы выбор его не пал на меня, как оппонента. Я стараюсь сделаться меньше, незаметнее.
У нас занятие по истории, но дисциплина эта еще никогда не была так скучна. Важные события и даты наносятся на доску математическими формулами, призванными отобразить их взаимосвязь. Когда же выясняется, что отдельную колонку на доске учитель оставил для нас, учеников, и что именно мы должны ее заполнить, меня начинает клонить в сон. В ход идут интегралы.
За окном, кажется, занимается рассвет. Я пытаюсь угадать, сколько еще мне удастся поспать до того момента, как придется собираться на работу. Занятие, однако, кончаться не желает; кажется, это все-таки проверка и моих знаний, без которых я не буду отпущен.
Небо снаружи усеяно болезненными красными пятнами облаков. Над крышей ближайшего дома, крича, вьются птицы – их, наверное, целая сотня там. Стая кружит, то снижаясь на карниз, то вновь вспархивая в воздух. В какой-то момент птицы образуют вдруг группу из человеческих фигур – какая-то семья, должно быть, собирается на крыше, подходит к краю и без промедления спрыгивает вниз, в падении своем вновь распадаясь на отдельных птиц.
Я вздыхаю и отворачиваюсь от окна. Занятие продолжается...
P.S. Временами по пробуждении у меня в голове звучит музыка или песня. На сей раз это «Гипербаллада» Бьорк.
Я засыпаю и комната моя кажется мне местом чудес. Вначале по полу протягиваются ландшафты: реки, горы, леса; а стены словно исчезают, окрашиваясь в небесно-голубой цвет. Но я продолжаю лежать и постепенно, в ходе наблюдений с кровати мне мне становится ясно, что стены – это стены, а пол – это пол, только чуть приукрашенный абстрактивным узором на линолеуме. Я пока один в комнате – родители мои пока еще не легли.
Из-под кровати доносится шорох. Там есть кто-то... как будто кошка, которая тянется к закрытой двери и тут же обреченно жмется обратно. Я жалею ее и приотворяю путь на свободу. Ах да, это, оказывается, не кошка, а длинноухий заяц.
Комната вдруг наполняется живностью. По одеялу пробегает мышь (а вдруг это тоже заяц – уж очень уши у нее длинные?). Мышь выбегает в центр комнаты, к ней присоединяется краб со скорпионьим жалом. И какое-то совсем невзрачное насекомое. Втроем они устраивают судилище для животного царства. Вот на арену выходит крупный, размером почти с крабоскорпиона муравей. Мышь тут же принимается играть с ним, тот уворачивается от нее, как может, и сам того не замечая, оказывается прямо перед крабоскорпионом, который бьет в него своим жалом. Муравей умирает, истекая желто-зеленоватой жижей.
Чем при этом занимается насекомое, мне не ведомо. Возможно, до того оно оглашало приговор.
В дверь скребутся. Я приоткрываю ее и вижу в образовавшуюся щель грустно облизывающую лапку кошку.
На кровати родителей скрип. Кажется, прошел и лег отец, а я совсем этого не заметил. Животные пугливо разбегаются по норам.
Комнату заливает багряными красками. Откуда ни возьмись, появляются в ней разновозрастные студенты, каждый – за персональной партой, и перед ними, точно солдат на плацу, вышагивает учитель. Я тоже среди них и изо всех сил пытаюсь понять и как минимум законспектировать то, о чем он говорит. Но он, как назло, ведет диалог с аудиторией, которая подсказывает ему дальнейший ход решения, и сейчас я молюсь лишь о том, чтобы выбор его не пал на меня, как оппонента. Я стараюсь сделаться меньше, незаметнее.
У нас занятие по истории, но дисциплина эта еще никогда не была так скучна. Важные события и даты наносятся на доску математическими формулами, призванными отобразить их взаимосвязь. Когда же выясняется, что отдельную колонку на доске учитель оставил для нас, учеников, и что именно мы должны ее заполнить, меня начинает клонить в сон. В ход идут интегралы.
За окном, кажется, занимается рассвет. Я пытаюсь угадать, сколько еще мне удастся поспать до того момента, как придется собираться на работу. Занятие, однако, кончаться не желает; кажется, это все-таки проверка и моих знаний, без которых я не буду отпущен.
Небо снаружи усеяно болезненными красными пятнами облаков. Над крышей ближайшего дома, крича, вьются птицы – их, наверное, целая сотня там. Стая кружит, то снижаясь на карниз, то вновь вспархивая в воздух. В какой-то момент птицы образуют вдруг группу из человеческих фигур – какая-то семья, должно быть, собирается на крыше, подходит к краю и без промедления спрыгивает вниз, в падении своем вновь распадаясь на отдельных птиц.
Я вздыхаю и отворачиваюсь от окна. Занятие продолжается...
P.S. Временами по пробуждении у меня в голове звучит музыка или песня. На сей раз это «Гипербаллада» Бьорк.