A simple mind
Сегодня возвращается тепло, сегодня возвращается лето, и мне хочется, чтобы это продлилось чуть дольше, чем обычно. Я был бы не против пожить в климатическом поясе, где всегда 10-15 градусов по Цельсию – не жарко вроде, но и не холодно. И вот уже оживают мухи, впавшие в зимнюю спячку, и ошалело бьются об оконные стекла. Uter. Утэр (с ударением на первый слог).
Одну муху разбудили теплые лучи осеннего солнца, пробившегося сквозь пыльные чехлы заколоченных досок у нее над головой. Она подползла к щели, откуда когда-то забралась сюда и откуда сейчас били яркие щекочущие лучи, оглянулась назад, окинув взглядом свою комнатку, вдруг показавшуюся ей донельзя унылой и грустной – лежанка из смятого клочка газеты, засохший кусочек хлеба и кружка, в которой, конечно же, давно не было воды – высокая стальная колонна, белым пятном видневшаяся в полумраке. Бежать, бежать сейчас же, – пронеслось у нее в голове. Прочь из этого узилища! Мухе не хотелось оставаться здесь больше ни минуты; она с трудом вообще могла сообразить, как ей удалось уснуть в столь жалком месте. Да и спячка сейчас казалась ей чем-то глубоко непонятным и противным самой ее природе. Спать!? – вот еще! – фыркнула она про себя, мысленно поднимаясь все ближе и ближе к свету. Ей не хотелось чахнуть на клочке газеты. Она хотела жить.
Потом она некоторое время летала по комнате, выписывая фигуры высшего пилотажа и поворачиваясь к теплому свету то брюшком, то спинкой. А еще чуть позже свет померк: кто-то задернул шторы и включил другое, фальшивое сияние, электрическое. Муха разочарованно заметалась туда-сюда, попыталась пролезть под плотные створки штор, но, стоило ей лишь ступить на подогретое солнцем оконное стекло, как позади нее началось движение. Шторы были вновь отдернуты, а муха – муха осталась между светом и свернутой в трубку газетой, не в силах ни двинуться, ни вдохнуть воздуха, ни, кажется, жить.
Газета принадлежала человеку – высокому седобородому старику в шлепанцах, который щурился, встречаясь взглядом с солнцем. Он постоял, некоторое время держа газету крепко прижатой к стеклу и мухе, а потом неторопливо отвел ее в сторону.
11:50, температура на солнце достигла 24,5°С.
Одну муху разбудили теплые лучи осеннего солнца, пробившегося сквозь пыльные чехлы заколоченных досок у нее над головой. Она подползла к щели, откуда когда-то забралась сюда и откуда сейчас били яркие щекочущие лучи, оглянулась назад, окинув взглядом свою комнатку, вдруг показавшуюся ей донельзя унылой и грустной – лежанка из смятого клочка газеты, засохший кусочек хлеба и кружка, в которой, конечно же, давно не было воды – высокая стальная колонна, белым пятном видневшаяся в полумраке. Бежать, бежать сейчас же, – пронеслось у нее в голове. Прочь из этого узилища! Мухе не хотелось оставаться здесь больше ни минуты; она с трудом вообще могла сообразить, как ей удалось уснуть в столь жалком месте. Да и спячка сейчас казалась ей чем-то глубоко непонятным и противным самой ее природе. Спать!? – вот еще! – фыркнула она про себя, мысленно поднимаясь все ближе и ближе к свету. Ей не хотелось чахнуть на клочке газеты. Она хотела жить.
Потом она некоторое время летала по комнате, выписывая фигуры высшего пилотажа и поворачиваясь к теплому свету то брюшком, то спинкой. А еще чуть позже свет померк: кто-то задернул шторы и включил другое, фальшивое сияние, электрическое. Муха разочарованно заметалась туда-сюда, попыталась пролезть под плотные створки штор, но, стоило ей лишь ступить на подогретое солнцем оконное стекло, как позади нее началось движение. Шторы были вновь отдернуты, а муха – муха осталась между светом и свернутой в трубку газетой, не в силах ни двинуться, ни вдохнуть воздуха, ни, кажется, жить.
Газета принадлежала человеку – высокому седобородому старику в шлепанцах, который щурился, встречаясь взглядом с солнцем. Он постоял, некоторое время держа газету крепко прижатой к стеклу и мухе, а потом неторопливо отвел ее в сторону.
11:50, температура на солнце достигла 24,5°С.