Пятое сентября

Мне стоит чаще бывать снаружи. Там, за стеной, много воздуха и огромное небо над головой. Вчера я решил прогуляться в направлении старой части города, и только тогда заметил, что если никуда не идти, то окружающим тебя миром, его гармонией и спокойствием, проникаешься с особенной полнотой.
Я вообще люблю ходить пешком по городу. И бесплатно, и какая-никакая нагрузка на мышцы ног, и чувство свободы передвижения, несравнимое с тем, когда тебя везет с бешеной скоростью маршрутка, управляемая водителем-лихачом.
Но я обычно иду куда-то. Мои мысли сосредоточены на пункте Б и ноги автоматически несут меня к нему с заданной скоростью. Но вчера было не так; вчера я просто отправился куда глаза глядят, отправился не спеша и до того расслабился, что на пути к дому уже немного клевал носом.
Речка. Старые дома – никаких этих уродливых мультиэтажных новостроек. Столь же неторопливо прогуливающиеся люди. Закат.
Не первый раз я жалею, что у меня нет фотоаппарата. Я живу в красивом городе. Приезжим он, наверное, кажется скучным, – но им надо знать, какие для экскурсий выбирать места. И главное – никуда не идти, или, если быть точным, идти никуда.

@музыка: John Murphy - London deserted (28 weeks later OST)

@темы: живая природа, город

---

Новый постер SH: Revelation

Этот постер просочился в Сеть в районе первого числа и почти сразу был удален со многих зарубежных сайтов по просьбе студии-производителя.

Раньше я осмеливался утверждать, что кино - суть отдельное от игры произведение и сценарист может ворошить вселенную SH, как ему заблагорассудится. Но в конце концов этот маразм с Пирамидоголовым доконал и меня. Где новизна, я вас спрашиваю, где свежие идеи? Почему бы просто не снять ремейк первой картины?

@музыка: Oomph! - Menschsein

@темы: кино, арт, торжество бреда, silent hill, грустное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Как приходит осень

Когда приходят первые холода, ты еще не осознаешь того, что что-то в окружающем тебя мире изменилось. Ты все так же улыбаешься и покорно смотришь мне в лицо, проглатывая все – от грубой похвалы до льстивых упреков. Но лишь когда обжигающими каплями зачастят кислотные дожди, а небо свернется, приняв оттенок гниющего плода, ты вдруг поймешь, что холода длятся, будучи не прерваны ничьим вторжением, уже достаточно долго. Неделю или две. Тогда ты поймешь – а я тебе для верности напомню – что в мир пришла осень.
Не та осень, к которой мы привыкли. По несчастливой случайности она лишена радужных листвяных фонтанов – красный, желтый, оранжевый! – и галдящих галок на крышах домов, и лениво извивающихся в лужах червей. И грибов наравне с их де-куль-ти-ваторами (ты способна выговорить это слово лишь по слогам). И озорных выстрелов в лесах, после которых мы стоим у порога и смотрим в тугую чащу, а нам навстречу выдвигается розовощекий человечек с огненно-красной шубой наперевес в окружении преданно лающей свиты. Мы приветствуем охотника и поздравляем его с успешной добычей, а свита подбегает к нам и, бешено мотая хвостами по воздуху, вслушивается в каждое наше слово.
Ничего из этого нет. Эта осень – другая, она похожа на темную земляную насыпь, разделившую яркое, бесконечно живое лето и мертвенно-холодную зиму. И листья у нас под ногами столь же черны, как и земля.
Ты обеспокоенно глядишь на меня и спрашиваешь: «Это конец?»
И я с нежданным для себя чувством удовлетворения говорю: «Да, это конец».
Потому что уже предчувствую в воздухе дыхание зимы, этой старухи, что из года в год отправляется, запрокинув на плечо притупившуюся косу, в долгое странствие по нашим полям. Она тоже путешествует в окружении свиты, – но эти существа мне чужды, и принадлежат они не нашему миру. Когда зима придет к нам, я останусь один, ибо ты не переживешь ее. Я буду плакать и молить богов о прощении, ползать на коленях перед твоим ложем, и растапливать кислоту с небес, дабы согреться и растопить наши тела, – и лишь когда осознаю всю тщетность своих стараний, вынесу тебя во двор. Там я привяжу тебя к высящемуся из земли черному зубу – тому, что когда-то давно было зеленым цветущим деревом, укутаю теплым валежником и разожгу костер, пламя которого вознесется до самого неба.
И тогда зима окончится.
И все это я сейчас вижу в твоих глазах.

@музыка: Агата Кристи - Никогда

@темы: текст, живая природа, мои опусы

---

(о Баркере)

Вероятно, из-за ущемленности в собственных правах геи более ранимы, нежели натуралы. И если хотят отомстить бывшему возлюбленному, то делают это так, что мало не покажется. Дэвид Армстронг вот отомстил так, что будь здоров, рассказав об их с Баркером жизни (потравленных собачек жаль, но это уже частности), после чего я уже не жду ни ремейка «Восставшего из ада», ни собственного фильма Баркера, ни обещанных писателем книг, список которых продолжает пополняться. На Баркере, фактически, можно ставить крест, потому что наркоманы своих обещаний не выполняют.
Так вот, уже как минимум пятнадцать лет Баркер борется со СПИДом, и, как следует из выдвинутого обвинения, примерно столько же борется со СПИДом и Армстронг, коего Баркер заразил. В процессе борьбы с заболеванием писатель ушел в запой и пристрастился к наркотикам. Об уроне, который он нанес ими себе, говорит тот факт, что в январе Баркер две недели не выходил из комы, вызванной интоксикацией при лечении у стоматолога. А незадолго до этого он поссорился со своим любовником и прогнал его из дома.
При этом он продолжает еще как-то бороться и писать картины. Но общее впечатление складывается удручающее: ибо перед вами классический пример гения, который сжег себя собственными же творениями.
Разумеется, все вышеописанное не означает, что я перестал восхищаться его трудом или не желаю искренне ему скорейшего выздоровления. Но характеристику выставили ему отменную, ничего не скажешь.

Ну и, чтобы сбавить градус пессимистичности поста, выложу обложку грядущего (нерусского) юбилейного переиздания "Сотканного мира". Автор иллюстрации - Ричард А. Кирк. Вот где она, истина-то. Истина - в мечте:

@темы: арт, баркер, литература, грустное

---

Двадцать седьмое августа

Я ел курицу. Вернее, думал, что ел ее; так бывает, когда что-то делаешь с закрытыми глазами – спишь, например.
Мне ужасно хотелось куриного мяса, однако на ту сумму, что я сумел наскрести в карманах, продавец предложил мне нечто, напоминавшее смятанный и использованный кондом. Как мне показалось, про себя он ехидно усмехался.
Поэтому я покинул кафе и отправился в путь по городу, улицы которого были завалены грязным снегом. И там, в грязи, я подобрал нечто, напоминавшее куриную тушку – заметно исхудавшую, но все же не потерявшую для меня своей привлекательности как объекта приема в пищу. И я начал обгладывать ее, удивляясь тому, что мяса в ней было меньше, чем жил, межреберной слизи и какой-то совсем уж отвратительной пленки внутренних органов. Но мне было важно насытить свой голод, поэтому я не останавливался.
Потом до меня дошло, что грызу я ощипанного кем-то голубя. Тогда я, морщась от брезгливости, взял его голову в рот и откусил — та сошла легко, будто болталась уже до сего момента на одних ниточках. Выплюнув ее, я запрокинул птичью тушку и принялся жадно глотать густую, омерзительно липкую жидкость, что полилась из голубиного горла... а потом обнаружил, что уже сплевываю ее... прямо на подушку.

@музыка: Aria (саундтрек к полнометражной версии "Берсерка"

@темы: психоз, грезы сновидца

---

Худ. фильм "Прелестное дитя"

Начало двадцатого столетия, Новый Орлеан, квартал Сторивилль. Где-то за океаном бушует Первая Мировая, но в этом месте все движение словно прекратилось. Здесь проживают почти сплошь одни женщины, и занимаются они примерно одним и тем же. Сторивилль — район «красных фонарей».

О жизни Вайолет, дочери одной из проституток, и повествует эта картина. Ее детство, если взглянуть со стороны, трудно назвать счастливым, — но это детство. Она также, как и обычные дети, дурачится с друзьями, играет, бегает по дому, а в общении со взрослыми уморительно строит из себя самой взрослую, «опытную» шлюху. И, что страшно, даже и не мечтает вырваться из душной, липко обволакивающей атмосферы притона. Это — ее мир, жизни за пределами которого она не училась.

Несомненная удача фильма — это актриса, сыгравшая главную роль — Брук Шилдс. Я бы мог назвать ее гениальным ребенком-актером, точно так же, как и в свое время, впечатлившись «Страной приливов», назвал Джоделль Ферланд. Однако что-то подсказывает, что актерства тут нет и в помине. Режиссер просто сказал девочке: играй и живи. И она живет, являя собой ту самую детскую непосредственность, которая заставляет трепетать сердца кинозрителей и одновременно преисполняться мерзкой похоти сердца местных «шишек», для которых хозяйка борделя устраивает аукцион за право лишить молоденькую проститутку девственности.

Очень жестокая картина. И очень грустная. Жалость здесь вызывает не срез того общества, который талантливо сделал режиссер Луи Маль. Ведь оно, в конце концов, часть нашей с вами жизни, и его члены тоже живут и по-своему зарабатывают на жизнь. Но постоянным, нарочитым лейтмотивом фильма звучит тема одиночества. Вайолет — это вольная птица и неприкаянная душа одновременно. Она может уйти из публичного дома, заявившись домой в фотографу, с которым пытается заигрывать. Может вернуться — никто ей слова плохого не скажет. Мать бросает девочку, как только ей выпадает удача выйти замуж за бизнесмена. Чувства фотографа к ней тоже неясны. Он вроде бы тоже любит ее и даже предпринимает попытку спасти после того, как обитательниц Сторивилля вынуждают распрощаться с профессией — но выражает свои чувства так заторможенно, что значительная часть кинозрителей тут же спешит обвинить играющего героя Кита Кэрредайна в непрофессионализме. Все может быть, конечно, но это отлично ложится на историю главной героини — одинокого, гонимого всеми ветрами листка, потерянного ребенка без будущего.

Теоретически, «Прелестное дитя» — из разряда тех фильмов, что штампуют в расчете на получение «Оскара». И он даже номинировался в самой дурацкой категории, что только можно себе представить — за музыку. Музыка тут и в самом деле неплохая, но это классическая музыка 20-х годов и, извините, всего лишь фон. Собственно вечно актуальную тему проституции, в т. ч. детской, академики в 1979 году предпочли проигнорировать вообще. Печально. «Оскар» мог бы послужить хорошей рекламой этой картине, которая, безусловно, проходит по разряду «не для всех». Местами действо вызывает натуральный шок: неужели такие вещи и вправду могут происходить с людьми? Могут. И происходят.

8/10.

@музыка: L7 - Can I run

@темы: мои обзоры, кино, против человечества, грустное

---

Двадцать четвертое августа

Что-то подсказывает мне, что и сегодня ничего не удастся. В лучшем случае меня отправят на доработку в офис, в худшем – компьютер или терминал окажутся вообще не готовы к работе. Или будет не готов заказчик.

(вечером)Чего и следовало ожидать. За что я не люблю доделывать работу других, так это за то, что приходится выступать проводником между ними и клиентурой, которая, как выясняется, желала далеко не того, что было сделано.
Плюс ко всему моя рассеянность позволила мне забыть на работе сканы штрихкодов (что тоже, в общем-то, требовалось для демонстрации проекта).
С этим проектом все летит к Югготу. Хорошо еще, отпуск все-таки будет (а проектом продолжу заниматься, очевидно, после оного).

В остальном итоги недели довольно радужные. Во-первых, посмотрел классический фильм «Прелестное дитя». Скачивал отчасти из-за эротики; и с ней я прогадал (придется, видимо, компенсировать чем-то другим), а вот с хорошим кино — нет. И, впечатлившись, даже в кои-то веки написал рецензию для «Кинопоиска», чего не делал уже достаточно давно.
Да, помимо Брук Шилдс меня ожидал в этом фильме другой приятный бонус – Барбара Стил, звезда итальянского хоррора шестидесятых. Вот уж, как говорится, нежданно-негаданно. Маль захватил с собой в Америку европейскую актрису.

На этой неделе уже начал мало-помалу готовиться к отдыху – два дня не работал, в счет праздников, в которые когда-то трудился. Посвятил это время компьютеру, с которым тоже случилась нежданная радость: я наконец-то разыскал для своего старенького ноутбука оперативную память. Новенькую! Ровно с такими характеристиками, которые мне отписали из «Самсунга»!
Еще возвращаясь домой с покупкой, я думал: а зачем мне так много – два гига? И решил, что, так или иначе, прокачав ноутбук по-максимуму, повода пытаться «разогнать» его у меня не будет: все, два гигабайта для твоего компьютера предел, извини и возвращайся к Windows Millenium. На деле все оказалось лучше, чем я думал.
Во-первых, XP сразу схамкал один гиг. Во-вторых, добавив вторую планку памяти, я расширил себе и видеопамять: вместо 128 Мб, о которых мне сказали в магазине, у меня теперь 256.
Чувствую себя мальчиком, которому на день рождения купили компьютер. В детстве меня радостями апгрейда, увы, не баловали.

Сейчас разбираюсь с очередным клипом. На этот рз под раздачу попала «Кровавая Мэллори» и я изо всех сил пытаюсь сделать сюжет как можно более легким. Обычно-то я привык резать по-живому.

@музыка: Агата Кристи - В интересах революции

@темы: дневник, итоги

---

Двадцать второе августа

С 1 сентября в телепрограмме новшество – после каждого фильма/телепередачи проставляется, с какого возраста их можно смотреть. Любопытно. Вот вам и следствие недавнего закона «о цензуре». Подростки, читая программу, будут сразу знать, какие фильмы им стоит смотреть в первую очередь.
По этому же закону, кстати, телевизионщики должны делать восьмисекундные вставки в перерывах между передачами, в которых также должно быть сказано, с какого возраста их можно смотреть. Затея, конечно, презанятная, но у меня смутные подозрения, что оплачиваться она будет из карманов граждан нашей страны. А восемь секунд эфирного времени – это достаточно дорого. Плюс к этому необходимо добавить и стоимость работы комиссии, которая будет принимать решение о том, что можно смотреть «детям до шестнадцати», а что – нет.
Ну и качество самой программы при этом страдает. Ясно же, что скорее всего делать эти восьмисекундные врезки будут в сам фильм. Впрочем, киноманам не стоит смотреть фильмы по ТВ – с ними итак много чего вытворяют.

@музыка: L7 - Mr. Integrity

@темы: телемыло, зал ожидания

---

Литерал Silent Hill 2

""Литерал" - это приблизительно "что вижу, то пою"".
Знакомый трейлер SH: Revelation стебно озвучили! Надо сказать, что у наших парней вышло значительно искрометнее нежели у студии, что монтировала ролик с оригинальным звуком.

@темы: арт, восстание томатов-убийц, silent hill

---

С днем рождения!

Сегодня культовому писателю, визионеру и джентльмену Говарду Филлипсу Лавкрафту исполняется 122 года.

@музыка: Joe Romersa - Cradle of forest (OST SH 4)

@темы: присоединяюсь к поздравлениям, лавкрафт

---

Восемнадцатое августа

Вообще-то реанимобиль подъезжает обычно у нас к подъезду – потому что соседские потасовки, как правило, не распространяются за пределы дома. Сегодня утром он подъехал снаружи – то ли девушка выпала из окна, то ли не дошла до дома.
У нас есть один мужик, который имеет отвратительную привычку будить меня по утрам. «Оля-яя! Оля-яя! Открой, ссука!!» (электронный замок на входной двери, как ни странно, еще работает). Иногда он орет некоему Кащею, что убьет его. Очевидно, Кащей — это Олин хахаль.
Ну так вот, сегодня меня разбудил в пять утра не его голос, а жуткий женский вой – думаю, именно так кричат банши. Плачущий, причитающий женский голос, эхом отдающийся в «кармане» из домов: «Оля, Оленька, ты жива! Боже, спаси Оленьку!» Вой стоял страшный и не прекращался как минимум в течение получаса.

Потом реанимобиль отъехал и начался дождь.

@музыка: John Carpenter - Halloween (Main theme)

@темы: город, шок

---

Семнадцатое августа

Сегодня девушек из «Pussy Riot» приговорили к двум годам исправительной колонии за антипутинские лозунги в церкви. Закономерный итог мракобесного фарса, за последние две недели превратившегося в фарс общемировой. Россия безбожно (неуместное определение в данной ситуации) заваливает тесты на собственную цивилизованность; по улицам у нас продолжают ходить медведи, и у каждого второго на шее крест.
Приговор справедлив, потому что по закону за хулиганство можно вообще на семь лет загребать. С другой стороны, в цивилизованных странах на такие вещи, как правило, не обращают особого внимания. Вон, во Франции за участие в недавних массовых беспорядках двоим дали условные сроки. Или вот вам США, где ЛГБТ-активистов полиция под ручку ведет из церкви домой.
Безусловно, случись такое в какой-нибудь африканской стране, «их бы даже не успели взять под охрану». В последнее время пропутинским активистам понравилось троллить Интернет вопросами (это началось еще до процитированного выше высказывания). Например, такого рода: «неужели вы думаете, в мусульманской стране им бы это сошло с рук?». Сошло бы. В светской мусульманской стране, а не каком-нибудь отсталом государстве. То есть Россию фактически унижают до уровня африканских стран, хотя буквально полгода назад те же активисты кричали: «неужели вы хотите беспорядков, как в Сирии?», как будто стараясь доказать, что наша страна должна быть куда порядочней, чем кажется сейчас.

«PR» я уважаю не за их выступление. Забраться в церковь и спеть матерные частушки про царя может каждый. Плюс девочкам за это (я надеюсь) хорошо заплатили. Нет, я уважаю их за то, что было потом. За то, что пойдя против госмашины, они не сломались. И, я уверен, не сломаются.

Ну ладно с ними, с «PR». Не об этом речь; просто хотелось пару слов для них от себя вставить. Ими можно восхищаться или ненавидеть их. Но вот, что интересно: традиционно мнения ненавидящих сводятся к двум направлениям:

- Да за такое святотатство их вообще сжечь надо!
- Ух, как достали эти «Pussy Riot», скорей бы уж с ними разделались!

Первый пункт я не рассматриваю, так как полагаю, что нам следует строить современное светское государство, а не уходить в средневековье. Иоанн Павел II, кстати, тоже это понимал, и потому сегодня католицизм во многих отношениях куда более соответствует духу своего времени, нежели православие.

Второй пункт мне более интересен. Заметьте, так говорят люди, которым все равно, что совершили девушки – но им об этом так прожужжали все уши, что они их ненавидят. Хотя, по логике, следовало бы не их, а тех, кто жужжал – да хотя бы тех, кто уродовал памятники в Москве.
К чему я это говорю? Мне интересно, каким образом ситуация с «PR» выгодна власти. Отвлечение людей от более важных проблем – плохой экологии в отдельных регионах или высокой смертности – это естественно. А что еще? Эту историю можно было закончить еще до выборов, подавив в зародыше. Не было бы мирового скандала; да и какое должно быть слону дело до моськи!?
Я вот все жду, когда же власть бросит закручивать гайки и даст мне пряник. А вот фиг я получу, а не пряник! Потому что строить современное демократическое государство, государство, где большинство граждан толерантны друг к другу и к тем, кто наверху, очень и очень сложно. Чем сюсюкаться, гораздо проще дать дубинкой по яйцам всем несогласным – и тогда на земле воцарятся мир, покой и порядок.
Но перед тем, как бить, надо все-таки заручиться поддержкой народа. И тут в дело вступает Ее Величество Провокация. Кричать о беззаконии? Да пожалуйста! Станцевать в забугорном православном храме? Не вопрос! Чем больше будет раздуто вокруг истории скандала, тем больше будет анархии. И когда несчастную судью возьмут под охрану, а в здание суда полетят дымовые шашки, только самый черствый не воскликнет: да это же произвол! - и не станет искренне благословлять и власть, и полицию на ограничение оного.

Страну медленно, но верно, приучают к нормальности силовых методов воздействия на человека. Вот главный итог процесса, который я вынес для себя. Будучи организованным сверху, это, конечно, никакой вам не «сирийский конфликт». Это диктатура. Старая добрая африканская диктатура, причем при определенных условиях поддерживаемая народными массами. К чему и стремились.

@музыка: L7 - Diet Pill

@темы: оруэлл, грустное

---

Четырнадцатое августа

Умер Капица. Грустно почти так же, как когда умер Брэдбери. Или больше. И тот, и другой, в принципе, достаточно прожили для того, чтобы уйти на покой. Но, черт возьми, грустно присутствовать при том, как уходят титаны.

Интересно, а кого будет хоронить нынешнее молодое поколение, те, кому сейчас лет десять?

@музыка: Depeche Mode - Precious

@темы: грустное

---

Десятое августа

В каждом уважающем себя японском офисе стоит т. н. «чучело начальника», на которое каждый сотрудник может излить все свои эмоции. Чучело клиента я в настоящий момент приветствую даже больше. Допускается из натурального материала.

Уже третий раз мне снится сон, в котором я блуждаю (и заблуждаюсь) в огромном городе. Это раздражает, потому что я не люблю толкователей сновидений, а трактовка этого прямо так и напрашивается.
Первый я уже описывал достаточно подробно. Он, кстати, и завершился наиболее оптимистично: я видел самого себя, удаляющегося куда-то далеко-далеко. Без малейшего чувства страха перед неизвестностью.
Потом был еще сон, который я также начал описывать, но потом бросил: получалась типичная «социалка», а обыденность – это всегда скучно. Возможно, возьмусь за него еще. Там был кинотеатр, в котором мы крутили киношку для трудных подростков, а когда кино закончилось, я вышел в город и заблудился там. Вот и все, что я пока хочу сказать.
Третий сон был вчера. В нем я спускался в какую-то жуткую шахту, а когда покинул ее, то оказался в Москве и, конечно же, заблудился снова. И снова – это ужасающее чувство неопределенности и одиночества.

В том, третьем сне снова был кинотеатр. Та чертова шахта была запрятана прямо в нем, в его недрах. Испачканные грязью и мелом шахтеры. Дым. Копоть. Зем-ле-со-тря-сение. И в тех двух последних снах была ты.

На экране телевизора валяют друг друга по ковру здоровые борцы. Изображение периодически замирает; несомненно, в помехах этих виновата гроза. За окном, наконец, расхлестался дождь. Сверкают магниевые вспышки.

@музыка: Агата Кристи - Моряк

@темы: дневник, грезы сновидца

---

Линч сотоварищи

@темы: арт, линч

---

Татарстан вновь первый в стипль-чезе

И мне это безумно приятно.
Очень жаль, что к тому времени, как наши выиграли, я уже спал. Поэтому, пишу с запозданием, - но написать обязан был.

Седьмую российскую награду высшей пробы в Лондоне-2012 в блестящем стиле завоевала легкоатлетка Юлия Зарипова. Чемпионка Европы-2010, чемпионка мира-2011 в беге на 3000 м с препятствиями завершила эту дистанцию с улучшением личного рекорда – быстрее в истории бежали лишь рекордсменка мира и еще одна россиянка Екатерина Волкова.

Оригинальная новость лежит здесь.

Два вопроса, к тем, кто наблюдал забег:
1) Бежала ли Зарипова с татарским флагом на финише?
2) Что все-таки случилось с Самитовой? Нога? Когда спортсменка уезжала на Олимпиаду, то говорила, что до сих пор переживает последствия какой-то травмы.

@темы: вопрос, да, я патриот (иногда), большие гонки

---

L.A.

Мне вообще лень оформлять свои сны в рассказы, как я это делал раньше. Но, пожалуй, скоро придет время перешерстить все, что я успел написать с начала года и довести до ума.

А пока - последний сон, для которого я нашел сегодня утром время превратить его в короткий рассказ.
Для удобства чтения, текст традиционно разделен абзацами, хотя на самом деле их тут должно быть только четыре.

L.A.

Корабль и птица.

Я готов побиться об заклад на что угодно в том, что именно та птица послужила источником наших дальнейших неудач. Старший помощник на корабле прямо так и говорил, что встреча с ней не к добру, но что нам нужно пережить эту встречу, пережить как испытание. Странные вещи я порой слышу от людей, которые разуверились в Боге.

Так или иначе, но до птицы путешествие проходило просто замечательно. Наше судно заходило в порты разных стран, нас приветствовали пестро одетые торговцы, приносившие огромные тюки со своими товарами прямо на причал, а хмурые мускулистые рабочие ловко управлялись с просмоленными канатами на пристани и, кажется, тоже по-своему приветствовали нас. И я с наслаждением купался в лучах этого приветствия. Мы были богами, белоголовыми старцами из неведомых северных земель, которые явились людям, дабы напомнить о своем существовании - так я себе это представлял. Мы могли ничего не делать, а просто стоять на борту и с высоты разглядывать снующие внизу раскрашенные толпы и вдыхать горячий аромат пряностей.

Помню, этот корабль поразил меня еще на суше. Огромный пакетбот, масштабами своими более походивший на Ноев ковчег. Если ты стоял на причале, то не мог разглядеть ни мачт, ни рей - перед тобой возвышалась, растворяясь где-то высоко в небесах, монолитная деревянная стена, крепко сбитая из досок, еще пахнущих деревом. И едва я впервые увидел ее, эту стену, как мне тут же захотилось очутиться там, наверху, высоко над землей, в окружении чаек, солнца и ветра.

Я бежал, позорно бросил родительский дом, не дождавшись благословения близких. Это было под покровом ночи; а капитан, которому нужно было набрать команду, всячески мне в этом способствовал. В тишине, которая нарушалась лишь плеском волн, я поднялся по длинному, бесконечному трапу на борт, бросил последний взгляд на освещенный огнями городок внизу и исчез с лица Земли. И даже спустя многие недели странствия, погрузившись в монотонную рутину возни с такелажем и огромными белоснежными парусами, я не утратил того чувства восхищения и преклонения перед судном и той свободой на волнах, что оно предоставляло нам в обмен на четкое управление.

Однако бесчисленные встречи с портами южных земель, о которых я упоминал выше, постепенно стали притуплять это чувство. Можно сказать, что нам стали надоедать овации, из раза в раз встречавшие нас на берегу, как и само присутствие толпы внизу. Должно быть, капитану захотелось чего-то большего, чего-то более значительных масштабов, того, для чего на самом деле был выстроен наш пакетбот. Ему захотелось поймать птицу Рух.

Быть может, идея эта пришла в голову не ему, а одному из жадных до всего нового градоначальников, к которым он изредка спускался на землю. Но факт остается фактом: ослепленный, как и все мы, все более растущей однообразностью странствия, он с радостью ухватился за это предложение. А мы - вот идиотЫ! - с некоторой долей опаски (ибо о птице слышали до этого лишь из сказок) согласились на это.

Тут мне следует упомянуть и о самой команде. Что было странно для столь огромной махины, приводилась в движение она лишь капитаном, старшим помощником и мной, юнгой. Каким образом это происходило, я не способен точно понять до сих пор. И единственное рациональное объяснение, что приходит мне в голову - это то, что капитан наш сумел настолько четко отладить работу всего - снастей, парусов, руля и взаимодействия их с ветром и морскими волнами, - что те сами управляли друг другом, направляя корабль туда, куда было нужно; что же касалось людей на борту, то те лишь изредка корректировали курс. И это обстоятельство только больше добавляло во мне восхищения судном, хотя по правде сказать, в случае его истинности следовало восхищаться не только кораблем, но и его капитаном.

На поиски птицы Рух ушло примерно столько же времени, сколько понадобилось нам на то, чтобы прийти к мысли об их необходимости. Мы более не заходили ни в какие порты и гавани (хотя, проплывая мимо берегов, все равно слышали приветственные залпы из пушек), сосредоточившись на своей цели. Держим ли мы правильный курс, знал похоже, один лишь капитан, запиравшийся в одиночестве по вечерам в своей каюте, набитой картами и истрепавшимися от нескончаемого чтения книгами. Мы миновали семь морей и пережили семь лун, но лишь когда наше судно проплыло чудовищный пролив - две стискивающиеся по бортам скалы, высоченные, выше даже самого корабля, что отливали на солнце мертвенным стальным сиянием, - лишь тогда я окончательно поверил в то, что та птица - не выдумки, не плод причудливой фантазии средневековых моряков, а вполне реальное создание, отчего я пережил первый пик страха неизведанного, на который вскоре набежало волнительное предвкушение чуда. Это было опасно - бесспорно, - как и заявлял старший помощник, и это было безрассудно. Но именно эта встреча должна была стать тем толчком, что способен был нас встряхнуть. Мне не было важно, что собирался делать с птицей капитан - продать ее кому-нибудь или заполнить ею пустоту нашего трюма, - я лишь страстно желал, как и все остальные, самого факта ее поимки.

Когда наша шлюпка - с первой, так сказать, разведкой, - высадилась на острове, где обитала птица, мы, все трое, уже просто разрывались от нетерпения. И последний всплеск осознания величия всего того, что мне встречалосб в пути, начиная с первого взгляда, брошенного мной на корабль, пришелся у меня на тот момент, когда я впервые увидел птицу Рух.

Она спала на берегу, совсем не подобающе птицам распластавшись прямо на песке. Будь она пичужкой обычных размеров, вы бы вряд ли заметили ее в лесу - серая, с растрепавшимися перьями, она бы напоминала выпавшего из гнезда и умершего на пути домой птенца, если бы не ее размеры. В длину тело ее превышало сто футов. Хвостовое оперение птицы исчезало в тени начинавшихся невдалеке джунглей.

Капитан напомнил нам о гарпунной пушке, которая, будучи вынесенной им в незапамятные времена с какого-то китобоя, стояла у нас на палубе на случай внезапной нехватки провианта. С корабля мы не могли, разумеется, выстрелить по птице. Но вот привязать к ней гарпун и потащить в море - пожалуйста. Абсурдность этой идеи не была нами оценена вовремя по достоинству, и капитан, точно по мановению волшебной палочки, извлек со дна шлюпки гарпун с привязанным к нему толстым канатом, который другим своим концом уходил в воду.

Мне кажется, птица мертвая. Я вновь воображаю себе мертвого птенца на берегу ручья. В нем копошатся насекомые; и мы будто высадились на берег страны великанов, и я жду, что вот-вот один из падальщиков высунется и посмотрит на нас с высоты тысячеглазым взором. Капитан раздвигает скрипящий клюв и привязывает гарпун прямо к черному языку птицы.

"Так будет надежнее", - объясняет он.

Мне жутко. Мы со старшим помощником обмениваемся полными асолютного понимания взглядами. Птица лишь кажется мертвой, но капитан, похоже этого не понимает. Или ему все равно. Он с разбега прыгает в шлюпку и давит на весла. Мы догоняем его и успеваем взобраться на борт следом лишь тогда, когда вода поднимается нам выше пояса. Я поминутно оглядываюсь на берег; нас и птицу объединяет сейчас прочная ниточка каната, но птица, похоже, пока еще спит.

В спешке мы подплываем к кораблю и поднимаемся наверх, на палубу. Канат, выходящий из гарпунной пушки, лениво, помимо нашей воли, движется то в одну сторону, то в другую. И резко натягивается, стоило последнему из нас ступить на корабль.

Мы поднимаем якорь и пытаемся скорее уйти как можно дальше от берега, чтобы затянуть просыпающуюся птицу Рух в воду. Оттуда, со стороны острова слышен шум, хлопанье крыльев доносит до нас грязный аромат чего-то паленого. Но птице, похоже, не приходит в голову мысли взлететь, дабы попытаться оторвать корабль от волн и поднять еще выше в небо, - либо она не может. Канат дрожит, натянутый как струна, и мы трое, охваченные нервным, безумным возбуждением, напряженно следим за ним и показаниями лота. Этот запах - невыносимо отвратительный, - становится все сильнее, и я вдруг понимаю, что так способна пахнуть лишь настоящая смерть.

Канат ненадолго ослабевает, а затем вновь тянется - но на сей раз прямо в глубину у нас под ногами. Судно кренится, и все, что было на палубе, включая нас, катится к левому борту. Громом треск слышится, и я успеваю лишь подумать о том, что казалось ранее невероятным: наш огромный непотопляемый Ковчег все-таки разломился, а потом меня увлекает в крутящийся и бурлящий водоворот воды вместе с обломками обшивки и такелажем, все дальше и дальше, на глубину, туда, куда скрылось по недомыслию разозленное нами серое существо...

Я падаю все глубже, и, хотя вода выдавила из моих легких последние остатки воздуха - у меня не осталось на этот счет никаких сомнений - мне кажется, что я все еще способен недолго продержаться, оставаясь живым.

Девочка и дом

Когда я прихожу в себя, море вокруг нас напоминает побоище. Все оно, насколько хватает взгляда вокруг, усеяно кусками дерева, остатками нашего судна. Как будто мы попали в самый эпицентр морского сражения. Я примечаю вдалеке уцепившегося за какую-то бочку капитана, и мне также кажется, что в воде я замечаю плывущее кверху спиной еще одно тело. Да простят меня мои товарищи, но в этот момент я потерял всяческий интерес к ним и их судьбе, и был озабочен лишь собственным спасением. Я подмечаю берег и плыву, напрягая остатки сил, к нему.

Побережье это являло собой полную противоположность солнечному, песчаному берегу острова, где мы нашли птицу Рух, - и это, в свете случившихся событий, только радовало меня. Поросший травой и редким кустарником, он более подходил нашим широтам, - точно я снова вернулся в родную гавань, которую когда-то давным-давно покинул. Изучая береговую линию, я обнаружил также, что мне повезло, поскольку выбрался я на сравнительно пологий участок; в иных же местах земля, поглощаемая водой, круто обрывалась - будучи обессиленным, выбраться на сушу там я бы уже не смог.

Вода черна, поверхность ее напоминает мне масло. В нем, качаясь, плавают отраженные звезды. Я очнулся лишь под вечер, а сейчас уже ночь.

Вскоре на берег ко мне выбрались капитан и старший помощник, с ног до головы покрытые грязью и тиной. Сам я, увидев это, подумал в тот момент, что выгляжу не лучше и предпринял несколько попыток очиститься. Отчасти мне это удалось, хотя лучшим для меня было бы вернуться в воду и попытаться отмыться там. Но от мысли последнего меня воротило: я вновь вспоминал холодную, стискивающую меня глубину и принятое нами за птицу чудовище, что ждало на дне ее, и непроизвольно делал шаг назад.

Неподалеку было поселение, жители которого спали еще не все - если судить по двум-трем огням, - и мы направились туда. Больше всего я боялся, что местные примут нас за грабителей, или еще хуже, за всплывших со дна утопленников (мы не раз сталкивались с суевериями в особо отсталых деревушках, мимо которых наше судно держало путь). Двое бродяг, завидевших нас, прижались к стенам домов, единовременно звякнув бутылками, и проводили нас настороженными взглядами. Но в них (насколько мог я судить) не чувствовалось ни страха, ни агрессии. Мы были для этих людей пришельцами, но как будто не более того.

Больше никого на улице мы не встретили. Обойдя пороги нескольких домов, в окнах которых все еще горел свет (в большинстве случаев нам даже не открыли - что, в общем-то было вполне разумной предосторожностью жителей), мы добрались до самого края поселения, к еще одному двухэтажному дому, окна первого этажа которого были освещены. Здесь нам открыла женщина в чепце и странном платье, будто сошедшем со страниц исторических журналов. Без лишних разговоров она впустила нас внутрь.

Обстановка в доме была также пропитана стариной: в гостиной, куда нас сопроводили, полыхал живой камин, на стене висела картина с изображением человека в полный рост, который был одет столь же старомодно, что и впустившая нас женщина, было и множество и черно-белых фотографий, столь нечетких, что того и гляди расплывутся прямо друг по другу. Все это казалось слишком неестественным для классической домашней обстановки, которую я знал. Окружающие нас предметы будто были выставлены на витрину.

В доме была еще одна женщина, значительно старше этой и одетая в более подобающий по времени домашний халат (она спустилась помочь нам подобрать сухую и чистую одежду). И девочка с длинными каштановыми локонами до плеч, также одетая по старой моде и словно для выхода в свет. Так уж получилось, что когда она вышла ко мне, все взрослые, включая моих товарищей, разом куда-то пропали, поэтому, ни найдя по сторонам никого из них, я спросил, что это за место, у нее.

- Это дом-музей Льюиса Кэрролла. - бросила девочка. Она сосредоточенно рассматривала меня с головы до ног, и я еще раз внутренне ужаснулся тому, насколько страшно могу выглядеть.

Кто такой Льюис Кэрролл и чем он прославился настолько, чтобы его дом превратили в музей, я не знал. Поэтому промолчал в ответ и пошел за девочкой, которая повела меня на второй этаж. По пути к лестнице мы попали еще в одну странно обставленную комнату, по стенам которой были стеллажи, заставленные книгами. Не книги, разумеется, привлекли здесь мое внимание, а то, что находилось посреди комнаты. Вначале я принял это что-то - стоявшее вдалеке от меня и в приглушенном свете, - за часть интерьера - например, низенькую лесенку, чтобы хозяевам было лучше подниматься к домашней библиотеке. Однако, оказавшись в комнате и присмотревшись к предмету, я почувствовал, как по моей спине непроизвольно пробежал холодок. В центре помещения, в которое мы вошли, вырастая прямо из пола, стояло надгробие с высеченными на его поверхности непонятными инициалами "L.A." и датами рождения и смерти. Оказавшись в комнате, девочка заметно погрустнела и, присев у надгробия, принялась ковырять его поверхность ногтем.

Я шепотом, ужасаясь нелепости мысли, что пришла мне в голову, спрашиваю у нее:

- Здесь его могила?

Она смотрит на меня недоуменно, почти что раздраженно. И вслух читает, водя пальцем по рельефным буквам: "Л.А., Лидделл, Алиса".

Мне все равно ничего не понятно, но я киваю, послушно соглашаясь с ней. И замечаю вдруг двери. Оказывается, это не комната, а холл с книгами и надгробием посередине. С одной стороны двери, ведущие наружу, с другой - лестница, ведущая на второй этаж. Я попытался представить, входили ли мы в дом этим путем или как-то иначе, но не смог. Единственное, что я мог с уверенностью сказать самому себе, - это то, что надгробия этого, когда нас проводили внутрь, я не помнил. Возможно, меня привели к какому-то иному входу, который владельцами дома не использовался. По матовому стеклу дверей черными пальцами скреблись кривые ветви деревьев.

Наверху девочка показала мне спальню, где я мог переночевать, и одежду, в которую я мог переодеться. Комплект одежды показался мне столь же старомодным и чересчур изысканным, и я с сомнением переложил его в изголовье. Девочка была печальна.

Почему ей так грустно, думал я. Может, ее развлечет одна история, история про трех незадачливых моряков, вздумавших изловить сказочную птицу Рух?

В комнате стояла гробовая тишина. Я вдруг понял, чего не хватает этому дому для того, чтобы стать музеем, музеем памяти. Тикающих часов, которые было бы слышно из каждого его уголка.

"Может, ее не пускают на улицу?" - подумал я о девочке, которая продолжала смотреть на меня, будто ожидая чего-то. - "Эти женщины - ее мать и бабушка, наверное, очень строгие и не позволяют ей гулять одной?"

Мне показалось, или она что-то произнесла? Или это сказал я сам? Все это время во мне нарастало чувство тревоги, будто все громче говоришее мне, что я не должен находиться здесь. Где капитан и старший помощник, где те женщины? Почему я не слышу ни звука, точно поглощенный ваккумом? И это слово, с моих ли губ сорвавшееся, или с ее: "Беги". Как и я, она не желала оставаться здесь.

Я поднял оконную раму, впустив в душную комнату ночной воздух и шум деревьев. О том, чтобы возвращаться обычным путем не было даже мысли; девочка, похоже, была напугана, и ее паника передалась мне. Прямо под окном располагалась покатая крыша первого этажа. Девочка, резко вскочив, промчалась мимо меня, обдав ветерком, и выпрыгнула наружу первой. Крыша загудела. Я похолодел, предчувствуя, что скоро сюда сбежится весь дом. "Но кого я в общем-то опасаюсь? Пары женщин?" И, вняв этому голосу рассудка, я прыгнул следом, и заскользил по крыше вниз.

Внизу девочка повела меня вдоль стены дома, мимо каких-то пристроек. Над нашими головами шумел буйно разросшийся старый сад - высаженный, наверное, еще во времена того, чьим музеем являлся дом, подумал я, - но шумели и другие, людские голоса. Мы и в самом деле потревожили многих, и речь шла не о двух женщинах. Толпа из, возможно, доброй половины селян двигалась по улице, прокладывая себе путь факелами и воинственно настроенными голосами. Предчувствие недоброго не обмануло меня; мы и в самом деле попали в ловушку. Вот я вижу, как ведут старшего помощника: руки его связаны, он голый по пояс, все тело его изранено. Селяне вооружены кольями.

У меня не было времени расспрашивать о них у девочки, да и она сама явно не была настроена говорить. Молча она повела меня прочь от людей, и вновь какими-то задворками (возможно даже, мы уже вышли из владений ее семьи). По какой причине впали мы у них в немилость? Быть может, они не любят чужестранцев? Быть может, они боятся за девочку, боятся, что мы похитим ее? - а ведь так, по сути дела, и случилось, с той разницей, что сбежала она по своей волей, а я лишь выпустил ее, словно птицу, на волю.

Куда идти? За углом раздался крик боли - это снова был старший помощник, - и похоже, то был крик умирающего: слишком безнадежен был он и слаб. Девочка продолжала вести меня куда-то одной ей известными тропинками. Мы миновали несколько дворов, потом долгое время бежали в тени подлеска, и лишь тогда я обратил внимание на то, что шум преследователей постепенно стих и был едва слышен. В воздухе пахло солью. Пахло морской водой.

***

Вода медленно, но неумолимо наступает на землю, пожирая ее и отхватывая гигантские куски, столь же неторопливо погружающиеся в неизмеримые океанские пучины. Мы стоим на обрывистом берегу фута три высотой, и под нами в черном масле плавают обломки корабля, который был мне когда-то домом. Один из них достаточно широк, чтобы вскарабкаться на него и плыть, не замочив ног. Похоже на огромную бочку, расколотую пополам. Где капитан сейчас, и где старший помощник, где мои товарищи? Они смогли спастить из морской бездны, но не убереглись от безумной человеческой толпы, которая, вне всякого сомнения, разорвала их в клочья или загнала до смерти по одной этим людям понятной причине. Я горестно взираю на пустынный пейзаж, сложенный из кусков корабля, и подтягиваю к себе длинной веткой бочку, и перебираюсь в нее. Та моментально погружается в воду. Бочка оказывается в воде не настолько глубоко, чтобы в ней не нашлось места для еще одного человека. Я оглядываюсь на девочку, но та грустно качает головой. Этот мир вечной ночи принадлежит ей, а она ему, - и, как бы тоскливо и тяжело не казалось в нем жить, она не покинет его. Никогда.

Девочка отбрасывает с лица набежавшую прядь волос. Она по-прежнему печальна - с тех пор, как мы миновали то надгробие - но теперь к этой печали прибавилась какая-то твердость. То, что люди глупые и недалекие могли бы именовать смирением. Но я - я знаю, что это не так.

Мой импровизированный корабль отчаливает от берега. Я вновь пускаюсь в долгое плавание, которое, возможно, станет уже для меня последним.

Я на прощание машу рукой девочке и оборачиваюсь в гладкую, кристально ясную черноту впереди. И вдруг еще раз, теперь уже с ужасом понимаю, что рядом не будет никого. Что этот корабль мне придется вести в гордом одиночестве, и самостоятельно отлаживать всю его сложную механику взаимодействия с ветром и волнами, как ранее это делал капитан.

Я в панике оборачиваюсь к берегу и хочу что-то прокричать удаляющейся от меня девочке, но гортань моя словно онемела, и губы мои способны издать лишь громкий шепот. И вот я шепчу:

"У меня нет руля..."

@музыка: Агата Кристи - Разные люди

@темы: текст, грезы сновидца, мои опусы

---

Первый забег Гульнары

Гульнара Самитова-Галкина пока пятая. Комментаторы, кстати, почему-то ставят ударение на последний слог в ее имени.

@темы: да, я патриот (иногда), большие гонки

---

Второе августа

Местный мэр придумал новую забаву. В избранных пока местах города пешеходные «зебры» красят в красный цвет. По идее, так они будут более заметны для водителей.
Краска вообще-то не яркая, поэтому я не уверен, что такая красно-белая зебра более заметна для человека за рулем, чем черно-белая. Дело, скорее, в том, что опять нужно нашим чиновникам срочно потратить выделенные на благоустройство гранты (как в прошлом году, когда в декабре спешно делали пандусы для пешеходных дорожек. Ну ладно. Эти красные полосы, они такие... кровавые. На таком пешеходном переходе не хватает размазанного по асфальту трупа; кровь отлично сливается с краской этого оттенка. Я бы поучаствовал в какой-нибудь акции с появлением псевдо-трупа на красно-белой «зебре».

Пешеходный переход как объект искусства.

Тем временем на Олимпиаде продолжают отжигать наши дзюдоисты. Сегодня даже Путин приезжал поболеть. По приезду в Великобританию ему вручили письмо, подписанное 12-ю известными рокерами с просьбой освободить «Pussy Riot». Но эта история не имеет отношения ни к спорту, ни к кровавым «зебрам», посему на этом я закругляюсь.

@темы: да, я патриот (иногда), арт, торжество бреда, город