Когда приходят первые холода, ты еще не осознаешь того, что что-то в окружающем тебя мире изменилось. Ты все так же улыбаешься и покорно смотришь мне в лицо, проглатывая все – от грубой похвалы до льстивых упреков. Но лишь когда обжигающими каплями зачастят кислотные дожди, а небо свернется, приняв оттенок гниющего плода, ты вдруг поймешь, что холода длятся, будучи не прерваны ничьим вторжением, уже достаточно долго. Неделю или две. Тогда ты поймешь – а я тебе для верности напомню – что в мир пришла осень.
Не та осень, к которой мы привыкли. По несчастливой случайности она лишена радужных листвяных фонтанов – красный, желтый, оранжевый! – и галдящих галок на крышах домов, и лениво извивающихся в лужах червей. И грибов наравне с их де-куль-ти-ваторами (ты способна выговорить это слово лишь по слогам). И озорных выстрелов в лесах, после которых мы стоим у порога и смотрим в тугую чащу, а нам навстречу выдвигается розовощекий человечек с огненно-красной шубой наперевес в окружении преданно лающей свиты. Мы приветствуем охотника и поздравляем его с успешной добычей, а свита подбегает к нам и, бешено мотая хвостами по воздуху, вслушивается в каждое наше слово.
Ничего из этого нет. Эта осень – другая, она похожа на темную земляную насыпь, разделившую яркое, бесконечно живое лето и мертвенно-холодную зиму. И листья у нас под ногами столь же черны, как и земля.
Ты обеспокоенно глядишь на меня и спрашиваешь: «Это конец?»
И я с нежданным для себя чувством удовлетворения говорю: «Да, это конец».
Потому что уже предчувствую в воздухе дыхание зимы, этой старухи, что из года в год отправляется, запрокинув на плечо притупившуюся косу, в долгое странствие по нашим полям. Она тоже путешествует в окружении свиты, – но эти существа мне чужды, и принадлежат они не нашему миру. Когда зима придет к нам, я останусь один, ибо ты не переживешь ее. Я буду плакать и молить богов о прощении, ползать на коленях перед твоим ложем, и растапливать кислоту с небес, дабы согреться и растопить наши тела, – и лишь когда осознаю всю тщетность своих стараний, вынесу тебя во двор. Там я привяжу тебя к высящемуся из земли черному зубу – тому, что когда-то давно было зеленым цветущим деревом, укутаю теплым валежником и разожгу костер, пламя которого вознесется до самого неба.
И тогда зима окончится.
И все это я сейчас вижу в твоих глазах.