У нее ребенок. Дитя Дьявола.
Из-под раздавшегося живота ее на пол капает кровь, пачкая ноги. Но доктор говорит, что это нормально. Да.
А дьявол стоит в дверях, прислонившись к косяку, и холодно улыбается, скрестив руки на груди. Я делаю последнюю попытку удержать ее и говорю: «А что, оставшись там, ты знала бы о ребенке?» Но ей, кажется, все равно; во всяком случае, так можно судить по ее равнодушному взору. Я проиграл.

Самый, вероятно, физиологичный момент этого сновидения пришелся на тот эпизод, когда девушкой был я сам. И я рад, что наконец, дождался его, потому что одно дело просто наблюдать события чужими глазами, и совсем другое чувствовать себя при этом в чужой голове, и даже – в чужом теле.

…Место собраний Общества, в которое я пришла (ну или секты, называйте как угодно), располагалось в довольно маленькой квартирке, грязные обои которой заслоняли шкафы красного дерева, доверху заставленные книгами и инструментами. За окном сплошной стеной лил дождь, но вместе с тем было очень светло, словно низвергался он не с туч, а с самого солнца. И если бы я подошла к окну ближе и выглянула на улицу, то увидела бы, что вся улица медленно, но неотвратимо исчезает под водой. Но я этого не видела, потому что готовилась к ритуалу.
К сожалению, я даже не могла вспомнить, было ли это ритуалом посвящения или моей будущей каждодневной обязанностью. И не хотела переспрашивать – боялась уточнить худшее. Большинство здесь – девушки (мужчин немного и маячат они где-то на заднем плане), и одна из них даже попыталась меня успокоить, но мне все равно страшно.
Я не могу сказать, что это страх перед неизвестностью, ведь мне обо всем рассказали заранее, и пришла я в это место сама, по своей доброй воле. Я боюсь той операции, которую они проделают, и боюсь еще больше – если она повторится еще не раз. Только... идти назад мне некуда. Меня нигде больше не ждут, только здесь. Так что могу и потерпеть.

Девушка в белом халате (та, что успокаивала меня), усаживает меня на кресло-кушетку. Я соображаю, что такие стоят в кабинетах у гинекологов.
Мой врач просит меня снять блузку. Я подчиняюсь и ежусь от окатившего меня холодка – накатившего одновременно снаружи и изнутри. В руках у нее появляется эмалированная ванночка и толстая длинная игла. Я снова вздрагиваю – от страха – и вспоминаю, что когда она рассказывала мне о предстоящей операции, то не говорила, что «больно не будет», а говорила «потерпи», и это обстоятельство пугает меня еще больше.
Она берет мою левую руку и вонзает в тыльную сторону ладони иглу. Вонзает вроде бы быстро, но мне каждое такое мгновение кажется минутами. Тупая и резкая вместе с тем боль. В шоковом состоянии наблюдаю я за тем, как из моей ладони вырастает стальное острие. Оно полое внутри (точно гипертрофированно увеличенная игла шприца), из отверстия его каплет кровь.
Это еще не все. Пока мое внимание было поглощено одновременно онемевшей и кричащей от боли ладонью, в руках у врача появляются новые инструменты. Еще одна иголка (уже значительно меньше), и какие-то трубки, и еще что-то, не пойми что. Она наклоняется надо мной и вонзает эту вторую иголку мне прямо в левую грудь!
Это, кажется, еще ужаснее, при том, что первая игла продолжает торчать у меня в ладони. Эта новая резкая боль – более тонкая, более пронзительная, разрушает напрочь все мое существо, я отчаянно цепляюсь за одну-единственную мысль, которая, трепыхаясь, пытается отлететь от меня: неужели вот так будет всегда!?
Потом взор мой затуманивает, последние силы покидают меня, и сквозь пелену перед моими глазами я наблюдаю, как по трубкам к длинной колбе в руках врача ползет от моей груди некая бесцветная жидкость...

Я решила уйти не сразу после этого, но почти. После операции комнату неожиданно наводнили новоприбывшие, и я в спешке собирала инструменты в шкаф, от глаз, которые были пока посторонними. Все мое тело дрожало от слабости (дрожь передавалась и инструментам, которые страшно гремели), я чувствовала себя так, будто из меня выжали все соки, и все старалась угадать тот момент, когда обретенная Сила начнет наполнять мое нарочно опустошенное существо. И потом я ушла.
Тогда, в конце, избавив меня от всех иголок, та девушка в халате отдала мне колбу с бесцветной жидкостью, безжалостно выдавленной из моей груди. Ее слова все еще стоят у меня в голове, как ни стараюсь я выкинуть их из головы: «Это твое молоко. Выпей».
И знаете что? Я его выпила.