Я чувствовал бы большую удовлетворенность, если бы записал этот свой сон сразу по пробуждении, ночью, а не сейчас. Потому что сейчас у меня получается скорее набор разрозненных заметок путешественника, нежели связанное повествование.
А может быть, дело все в том, что я просто старею и мне труднее угнаться за своими мыслями, чем раньше.

Итак, есть на свете одно место – Гора влюбленных. Мест с такими названиями на самом деле масса, но та гора, о которой я хочу рассказать, весьма и весьма уникальна. Там пропадают люди.
Гора влюбленных – не остров, но часть некоторого мыса, подняться на которую можно исключительно с воды, – возможно поэтому у некоторых людей зачастую складывается впечатление того, что это остров. Сюда, согласно преданию, приплывают молодые пары, с тем, чтобы провести на горе ночь, которая скрепит их брачный союз. Ночь эта не приятна, а напротив, весьма и весьма опасна: утром невеста может не обнаружить своего возлюбленного, а то и вовсе – исчезнут оба. Те, кто доживал до утра (тел пропавших не находят и поныне, однако сомнений в том, что те не остаются привязаны к нашей с вами реальности, нет), рассказывали о страшных звуках, раздававшихся всю ночь за стенами т. н. «брачного домика» – там ходило нечто, ходило кругами, выжидая, пока кто-нибудь из людей не высунется наружу. Некоторые сходили с ума прямо в домике. Другие, не выдержав пытки, выходили на улицу с тем, чтобы дать отпор незваному пришельцу – и вот последние-то как раз и пропадали.

Истоки традиции проводить первую брачную ночь в таком жутком месте, мне не ясны. Я мог бы отметить, что, если бы не традиция, сам я никогда в жизни не отправился бы туда, – отметить и быть неправым. Любопытство сильнее страха. А спутница моя, как выяснилось, была схожа со мной во взглядах – ей важно было, чтобы эта наша ночь осталась незабываемой, не важно, каким путем. Со стороны это может казаться диким, однако существуют люди, у которых упоминание о Горе влюбленных вызывает не приступ паники, а азарт.

Справедливости ради хочу заметить, что те, кто возвращался с Горы, интерес к ее «покорению», если можно так выразиться, утрачивали раз и навсегда.

Мы прибываем днем на круглобортой лодке к крепкому дощатому причалу, увешанному флажками, которые в менее пасмурный день призваны казаться разноцветными. Вообще, на всей Горе царит атмосфера этакого остановившегося праздника – точно в разгар шумного веселья в дом ворвались люди в масках и принялись обыскивать присутствующих. Украшенный флажками причал. Кафе у подножия горы, размалеванное по стенам буйством красок. Встречающие в пестрых одеждах и с хлебом-солью – улыбки последних натянуты, хотя, быть может, в этом повинен лишь задувающий ледяной ветер. Так, по крайней мере, стоит думать.
Мы – а это я, моя спутница и наш общий знакомый, вызвавшийся быть гидом – сам он живет здесь уже несколько лет, – осматриваем мыс, просиживаем в кафешке, бросаем камешки в воду – словом, всячески пытаемся убить время, понимая, что все мы здесь ради одного-единственного – первой нашей с ней брачной ночи. Наш общий знакомый показывает нам свое жилище – наспех сколоченная из досок хибара, увешанная изнутри всевозможными рыбацкими приспособлениями и снастями. Она находится примерно на трети пути к «брачному домику» – и выше наш общий знакомый, по его словам, не поднимается, стоит только солнцу начать клониться к закату. Мы благодарим его за помощь, оставляем и начинаем карабкаться вверх по узкой каменистой тропке.
Камни под ногами скользят, мы держимся за тонкую бечеву, натянутую вдоль обрыва – сомнительная страховка, надо сказать. Я вдруг с ужасом ловлю себя на мысли о том, как буду карабкаться здесь ночью, в кромешной тьме, – точно все, что будет позже, уже предрешено.

Наверху скалистый мыс совершает небольшой уступ, после которого поднимается еще немного и переходит в материк. На этом-то самом уступе и находится «брачный домик». С учетом всеобщей «дикости» местности, которая на этой высоте уже ничем не напоминает о людях, встретить здесь выстроенное человеческими руками жилище весьма и весьма странно. Домик сложен из бревен, внутри – одна или две комнаты (точнее сейчас не могу сказать), посередине главной из них – большая двуспальная кровать, застланная черным колючим покрывалом. Обстановка спартанская, но лично я к такой привык и стараюсь лишь, чтобы и моя спутница чувствовала себя здесь более или менее сносно. «В конце концов, это только одна ночь», – уговариваю я ее.

И вот ночь. Мы уже в постели, под одеялом. Ни один из нас совершенно не испытывает тяги к исполнению своих супружеских обязанностей. Оба мы ждем, когда начнется то, ради чего мы здесь...

Вот тут мои воспоминания становятся более спутанными. Кажется, что-то и в самом деле произошло; что-то двинулось за стенами дома, но случилось это до того, как она покинула его или после – я уже не помню. Не помню и как сам оказался снаружи, – хотя, конечно, вышел я на поиски ее, но определенно прочувствовал это лишь испытав приступ deja vu – цепляясь за тоненькую веревочку посреди кромешной темноты ночи, и ощущая, как под ногами скользят камни.
Мне страшно. Мне страшно за себя и за нее. Я буквально кожей всей ощущаю присутствие того иного, что царит здесь, на Горе, – и знаю, что оно знает о нас и так же нас ощущает.
Кафе внизу зажглось яркими фонариками, на которые черной краской нанесены восточные иероглифы. Редкий ночной персонал окончательно утратил остатки своей любезности и шарахается от меня, как от чумного.
Я поднимаюсь в рыбацкую хижину, смутно уже догадываясь, что меня ждет там – предчувствие сродни тому, что охватило меня днем на скалах. Балансирую на камнях, несколько раз потеряв тропку под собой, и ко всему прочему, испытываю страх падения – я ведь иду фактически по самой кромке обрыва! Тщетно пытаюсь уцепиться взглядом за какой-нибудь ориентир – звездочку над головой или мимолетное мерцание волн под ногами, – но тщетно. Даже ветер как будто стих.
Я нахожу, наконец, рыбацкую хижину, но то, что я обнаруживаю внутри, не приносит мне даже никакого открытия. Я уже знал это, и, кажется, предчувствовал еще до того, как мы сели в лодку, готовившуюся к отплытию к Горе.

Хижина, в которой проживает наш общий знакомый, пуста.