Заметки на полях - 39

А сейчас закончил читать "Песнь камня" Бэнкса. До размаха "Моста", конечно, не дотягивает (подозреваю, что тот роман стал вершиной его мастерства). Но: больше различных недоговоренностей, будоражащих воображение. И в плане стиля человек явно прыгнул выше головы. Действительно, как приписано в аннотации: "такого Бэнкса вы еще не читали".

@темы: литература, бэнкс, мураками и др.

---

Харуки Мураками. "Страна чудес без тормозов и Конец света"

Итак, в "СЧБТиКС" (будем для краткости называть ее так) речь пойдет о человеке, живущем в двух мирах. Один его герой бродит по шумному современному Токио, другой - в странном тихом Городе, обнесенном высокой стеной. Мураками четко разделяет эти непохожие миры, и главы первого из них у него именуются "Страна чудес без тормозов", а второго - "Конец света", что, в общем-то вполне отражает суть каждого.

Герой "СЧбТ" - конвертор, человек, занимающийся шифрованием данных за обладание которыми в его мире постоянно идет борьба. Налицо - ловкий реверанс писателя в сторону сформировавшегося в восьмидесятые годы (а именно тогда и был написан роман) классического киберпанка. Однако, помимо излагаемых в "СЧбТ" оригинальных теорий, в романе нет ничего общего с научной фантастикой. Информационные войны интересуют Мураками ровно в той степени, в какой они помогут ему раскрыть своего героя. В конечном счете, роман - это лишь простая история о человеке, чья жизнь настолько насыщена деталями и мелочами (информацией), что постепенно они начнут складываться для него в полный хаос. Хаос, энтропия - вот, пожалуй, ключевые слова для описания того, что происходит в "СЧбТ". И чем дальше, тем заметнее ускоряется темп повествования; оно напоминает спираль, стремительно заворачивающуюся к центру, к точке, в которой прячется вторая история романа - "Конец света".

"КС", как поясняет сам автор в предисловии к русскому изданию, родился у него из повести "Город с призрачной стеной", написанной в 1980 году для одного журнала. Здесь его герой живет в практически безлюдном Городе, по вечерам уходя в Библиотеку - читать беспорядочные обрывки чужих снов. В Городе все проникнуто ощущением умирания, мир здесь, кажется, вот-вот подойдет к концу (если только уже не подошел). Главы "КС", проникнутые ноткой непонятной печали и тоски по чему-то давно утерянному, вне сомнения, получились у Мураками лучше всего.

Тут следует важное замечание по поводу одной неприятной особенности романа. Мураками великолепно удалось выразить в "СЧбТиКС" течение времени - в "КС" оно будто стоит на месте, а в "СЧбТ", как уже было сказано выше, движется как бы по спирали, постепенно ускоряясь. И вот самые первые витки этой спирали откровенно напоминают топтание на месте: вроде бы что-то происходит, но зачем, к чему это? Да и сам писатель в предисловии замечает, что когда только начинал писать роман, то абсолютно не знал, куда заведет его история.
Это, пожалуй, единственный недостаток романа, который в значительной мере компенсируется фантазией Мураками. Опять-таки, с первых глав, писатель привносит в реальность "СЧбТ" нотки сюрреальности, вворачивая в сюжет странных, будто вышедших из линчевских кинофильмов героев, нагромождая вокруг них престранные происшествия и пересыпая текст не менее странными размышлениями, что, в свою очередь, толкает и читателя на самые разные мысли, не давая ему заскучать на тех самых пресловутых "первых витках".
В этих вот замечаниях автора (а, значит, и главного героя) - где-то вызывающих улыбку, где-то заставляющих задуматься - сокрыта главная сила романа, ведь в конечном итоге "СЧбТиКС" дает нам возможность взглянуть под новым углом зрения на мир в целом. И, разумеется, побывать в обличье Алисы, которая пропутешествовала по Стране чудес... правильно, до самого Конца света.

На очередном "витке" повествования внезапно понимаешь, что "СЧбТиКС" - это книга о жизни и смерти. Жизни - ненастоящей и настоящей, той, которой всегда не хватало главному герою. Смерти - какой она всегда есть, сокрушающей и бессмысленной. Здесь, кстати, есть и бессмертие, которое предлагает герою сумасшедший старик-Профессор. Однако оно может быть и похуже смерти своим скучным постоянством. Закономерный финал романа, впрочем, вовсе не печален - ведь в нем уже чувствуется Надежда. А это - едва ли не важнейшая составляющая, по Мураками, истинного человеческого существа.

Итог: многослойное философское повествование о жизни и смерти. И любви, которая мостиком их соединяет. Или, наоборот, разделяет - как Река, что стрелой протянулась через весь Город в "Конце света", разбив его на две половины.

@темы: мои обзоры, сюр, грезы сновидца, абсолютный конец света, литература, размышления, бэнкс, мураками и др.

---

Заметки на полях - 38 (меня там нет)

Поворчу немного. Нету меня "Вконтакте", нету. И в "Одноклассниках" тоже нет. Но все-таки ухитрились меня найти - через mail.ru. У меня там остался мой самый первый электронный почтовый ящик - разумеется, с именными данными владельца(((((((((.
Но и "агент" мэйлрушный я себе ставить не собираюсь (а надо, оказывается - для "общения"). Он дырявый, как бабушкино сито. Так что увы: пока, тем, кто хочет меня найти, избегая общения "в реале", лучше пользоваться старым добрым телефоном. Или послать письмо - по обычной, не электронной почте.

ЗЫ. Кстати, не совсем в тему, но лучше поздно, чем никогда. Когда заглянул в свой ящик на "мэйле", то обнаружил, что на "Вконтакте" занялись спамом: шлют письма, в которых написано, что "вас добавил в друзья такой-то". И приглашают перейти по ссылочке, чтобы активировать свою учетную запись, в качестве начальных данных используя имя своего почтового ящика. Кризис участников?
На случай чего, вот обратные адреса отправителей:
[email protected]
[email protected]

@темы: мусор, интернет

---

Личная библиотека. Клайв Баркер. "Йеттеринг и Джек".

Я принципиально не праздную ни Новый год, ни собственный день рождения. Посему, никаких поздравлений, ахов и охов тут от меня не будет. Но, дабы создать все-таки праздничное настроение, помещу добрый рождественский (правильнее все-таки было бы его выложить неделю назад) рассказ Клайва Баркера "Йеттеринг и Джек". Как ни странно для Баркера - никаких тебе нечистот или сношающихся чудовищ. Зато много юмора. Перевод М.Массура.

Йеттеринг и Джек

Зачем высшие силы (такие занятые, такие утомленные возней с обреченными на вечное проклятие) подослали его к Джеку Поло, этого Йеттеринг никак не мог выведать. Всякий раз, когда он пробовал навести справки и через все инстанции обращался к хозяину с простым вопросом: «Что я здесь делаю?», его сразу же упрекали в излишнем любопытстве. «Не твое дело, — отвечали ему, — твое дело — выполнить порученное». Выполнить или умереть. И после шести месяцев охоты на Джека самоликвидация стала казаться ему не самым худшим из возможных исходов. Эта нескончаемая игра в прятки никому не шла на пользу, а Йеттерингу уже давно истрепала все нервы. Он боялся язвы, боялся психосоматической проказы (болезнь, к которой предрасположены низшие демоны), но больше всего опасался, что однажды потеряет остатки терпения и убьет человека, приводившего его в такое отчаяние.
Кем же был Джек Поло?

Импортером корнишонов. Во имя всех назиданий Левита, он был самым заурядным импортером корнишонов! Его жизнь была серой, семья — подлой и обывательской, у него не было ни устойчивых политических взглядов, ни каких-либо религиозных убеждений. Человеком он был совершенно ничтожным, одним из безликого множества. К чему же стараться из-за таких? Он не был доктором Фаустом: творцом договоров, торговцем собственной душой. Если бы ему представился случай заключить сделку с самим Сатаной, он бы хмыкнул, пожал плечами и вернулся к импорту корнишонов.
И вот Йеттеринг был обязан находиться в его доме до тех пор, пока не превратил бы своего подопечного в лунатика или нечто подобное. Такая работа обещала быть долгой, если не бесконечной. О да, бывали времена, когда даже психосоматическая проказа была бы спасительна, если бы освободила его от этого невыполнимого задания.
Со своей стороны Джек Джей Поло продолжал сохранять исключительное неведение относительно того, что творилось вокруг. Он всегда был таким: его прошлое было усеяно жертвами его наивности. О том, что его несчастная бывшая жена наставляла ему рога (по крайней мере два раза он сам присутствовал в доме, сидя перед телевизором), он узнал в последнюю очередь. А сколько улик они оставляли после себя! Слепой, глухой, слабоумный — и тот заподозрил бы неладное. Слепой, глухой, слабоумный — но не Джек. Он был занят скучными перипетиями своего бизнеса и не замечал ни запаха чужого мужского одеколона, ни поразительной регулярности, с которой его жена меняла постельное белье.
Не проявил он особого интереса к семейным делам и тогда, когда его младшая дочь Аманда призналась ему в своих лесбийских наклонностях.
— Ну, до тех пор, пока тебе не грозит беременность... — смущенно пробормотал он и, отведя взгляд, продефилировал в сад обрабатывать розовые кусты.
Разве можно было привести в ярость такого человека?
Для существа, обученного бередить раны людских душ, Поло представлял абсолютно ровную, неуязвимую поверхность, сравнимую разве что с гладью ледника на скалистой твердыне.
Казалось, ни одно событие не могло поколебать его полного безразличия к окружающему миру. Жизненные неурядицы и катастрофы не задевали ни его чувств, ни мыслей. Когда, наконец, ему пришлось узнать правду о неверности супруги (он застал их плескавшимися в ванной), у него отнюдь не потемнело в глазах.
— Что ж, бывает и такое, — сказал он себе, выходя из ванной комнаты, чтобы не мешать им закончить начатое.
— Ке сера, сера.
Ке сера, сера. Эту проклятую фразу он произносил с монотоннейшей регулярностью. Создавалось впечатление, будто философия фатализма помогала ему не замечать унижений, со всех сторон сыпавшихся на него — сыпавшихся и отскакивавших, как капли дождя от его лысины.
Йеттеринг сам слышал, как жена Джека во всем призналась своему мужу (невидимый для обоих супругов, он висел вниз головой на люстре). Разыгравшаяся сцена заставляла его морщиться, как от боли. Несчастная блудница умоляла обвинить ее, наказать, даже ударить, а Джек Поло, вместо того чтобы утолить жажду возмездия, только пожимал плечами и, ни разу не перебив оступившуюся спутницу жизни, дал ей говорить до тех пор, пока у нее было, что сказать. В конце концов она тихо вышла из комнаты — больше расстроенная, чем пристыженная; Йеттеринг слышал, как она плакала в ванной, жалуясь зеркалу на оскорбительное отсутствие гнева у некоторых людей. Вскоре она выбросилась с балкона в Рокси Синема.
Ее самоубийство в каком-то смысле могло послужить тому, что ей не удалось при жизни. Оставшись без жены и без дочерей (те сразу ушли из дома), Джек должен был испытать на себе самые изощренные уловки Йеттеринга, которому теперь не нужно было скрывать свое присутствие от существ, не обозначенных высшими иерархами как объекты нападения.
Правда, опустевший дом уже через несколько дней стал навевать невыносимую скуку на Йеттеринга. Время с девяти до пяти часов часто казалось ему целой вечностью. Он бродил взад и вперед, измерял шагами комнаты и замышлял новые козни против Поло, сопровождаемый только потрескиванием остывших радиаторов или щелканьем и гудением включающегося и выключающегося холодильника. Положение быстро стало таким отчаянным, что он начал ждать дневной почты как кульминации всего дня и погружался в глубокую меланхолию, когда почтальон, не имея ничего для Джека, проходил мимо.
Оживлялся он лишь с возвращением Поло. В качестве затравки для игры у него всегда был припасен старый прием: он встречал Джека у двери и не давал ему повернуть ключ в замке. Борьба, как правило, продолжалась минуту или две, пока Джек не выяснял меру сопротивления Йеттеринга и не одерживал победу. После чего в доме начинали раскачиваться все люстры. Впрочем, рассеянный домовладелец редко обращал внимание на их исступленную пляску. В лучшем случае он пожимал плечами и бормотал:
— Верно, фундамент оседает...
И, вздохнув, ронял неизменное:
— Ке сера, сера.
В ванной комнате Йеттеринг обычно выдавливал зубную пасту на сиденье унитаза и обматывал туалетной бумагой водопроводные краны. Он даже принимал душ вместе с Джеком, незримо свисая с никелированной трубы и нашептывая ему на ухо различные неприличные предложения. Это всегда приносило нужный результат, так учили демонов в академии. Непристойности, навязчиво звучавшие в ушах, неминуемо выводили клиентов из состояния душевного равновесия, заставляли их заподозрить себя в пагубных пристрастиях, вызывали сначала отвращение к себе, затем самонеприятие и, наконец, помешательство. Конечно, иные чересчур восприимчивые натуры после таких нашептывании выбегали на улицу и принимались рьяно исполнять то, что считали велением внутреннего голоса. В этом случае жертву чаще всего арестовывала полиция. Тюрьма приводила к новым преступлениям, а постепенное расшатывание моральных устоев — опять-таки к победе. Так или иначе, сумасшествие им было обеспечено.
Исключая Поло, который почему-то не подходил под эту закономерность: он был непоколебим — незыблемый столп благочестия.
Пожалуй, дело шло к тому, что надломиться должен был Йеттеринг. Он устал, очень устал. Эти бесчисленные дни, которые он коротал, то мучая кота, то читая всякую чушь во вчерашних газетах, то сидя перед телевизором, — они иссушили его ярость. С недавних пор у него даже появилась страсть к женщине, жившей через дорогу от Поло. Она была молодой вдовой и, казалось, наибольшую часть жизни тратила на то, чтобы обнаженной фланировать по своим апартаментам. Порой это становилось просто невыносимо — в середине дня, когда почтальон снова проходил мимо, наблюдать за той женщиной и знать, что он никогда не сможет переступить порог дома, принадлежавшего Джеку Поло.
Таков был Закон. Йеттеринг относился к числу низших демонов, чья охота за душами ограничивалась периметром жилища его жертвы. Сделав всего один шаг наружу, он оказался бы во власти хозяина дома; он был бы вынужден сдаться на милость человеческого существа.
Весь июнь, июль и август он трудился, как каторжник, заточенный в самой надежной из тюрем, и все эти месяцы Поло сохранял полнейшее безразличие к его стараниям.
Йеттеринг был сбит с толку. Он терял веру в собственные силы. Ему было больно видеть, как его плешивая добыча ускользала из всех ловушек, стоивших такого труда и терпения.
Йеттеринг плакал.
Йеттеринг кричал.
От отчаяния и обиды он вскипятил воду в аквариуме, заживо сварив в нем десяток гуппи и одну золотую рыбку.
Поло ничего не видел и ничего не слышал.

* * *

Наконец, в середине сентября, Йеттеринг не выдержал и, нарушил одну из первых заповедей демона, представ прямо перед своими хозяевами.
Осень — время года, специально созданное для Преисподней: демоны высших рангов были настроены благодушно. Они милостиво согласились выслушать своего посланца.
— Ну, чего тебе? — спросил Вельзевул и при звуке его голоса в резиденции потемнел воздух.
— Этот человек... — нерешительно начал Йеттеринг.
— Ну?
— Поло...
— Ну?
— Я ничего не могу с ним поделать. Мне не удается запугать его, не удается заставить запаниковать или даже просто встревожиться. Повелитель Мух, я оказался бессилен и желаю избавиться от моих страданий.
Лицо Вельзевула ненадолго показалось в зеркале над камином.
— Желаешь — чего?
Внешне Вельзевул напоминал что-то среднее между слоном и осой. Йеттеринг задрожал.
— Желаю — умереть.
— Ты не можешь умереть.
— Только для этого мира. Пожалуйста. Только перейти в другое измерение.
— Ты не умеешь.
— Но я не могу сломить его, — простонал Йеттеринг.
— Ты должен сломить его.
— Почему?
— Потому что так мы тебе велели, — Вельзевул всегда употреблял королевское «мы», хотя не имел на это никакого права.
— Мне нужно хотя бы знать, зачем меня послали в его дом, — взмолился Йеттеринг. — Кто он? Никто! Он ничтожество!
Его отчаяние показалось Вельзевулу забавным. Он трубно расхохотался.
— Джек Джей Поло — сын прихожанина Церкви Утраченного Спасения. Он принадлежит нам.
— Но зачем он Вам? Он так глуп!
— Его душа была обещана нам, но его мать не передала ее нам. Так же, как и свою. Ей удалось провести нас. Она умерла на руках священника и благополучно попала на...
Последовавшее слово было анафемой. Повелитель Мух с трудом заставил себя выговорить его.
— ...на небо, — бесконечно печальным голосом докончил Вельзевул.
— На небо, — повторил за ним Йеттеринг, тщетно пытаясь вникнуть в значение сказанного.
— Поло должен быть доставлен сюда по воле своего отца. Кроме того, он должен понести наказание за проступок его матери. Никакие мучения не достаточны для семьи, обманувшей нас.
— Я устал, — умоляюще произнес Йеттеринг и осмелился приблизиться к камину. — Пожалуйста. Прошу Вас.
— Передай нам этого человека, — сказал Вельзевул, — или окажешься на месте, которое предназначено для него.
Изображение в зеркале взмахнуло черно-желтым хоботом и начало таять.
— Где твоя гордость? — донесся до него голос хозяина, когда того уже не было видно. — Гордость, Йеттеринг, гордость!
Йеттеринг вернулся в ненавистный ему дом.
От расстройства он схватил кота и швырнул в огонь, где тот был немедленно кремирован. «О, как бы все было просто, если бы точно так же можно было поступить с человеческой плотью», — подумалось ему. Если бы. Если бы. Тогда он заставил бы Поло испытать адские мучения, не покидая этого света. Но Йеттеринг знал законы: недаром столько лет их вдалбливали в него. А Первый Закон гласил: «Не смей прикасаться к своей жертве».
В Академии учителя не объясняли — почему. Просто заставляли повторять за ними, и все.
«Не смей прикасаться...»
И он не смел. И поэтому страдал так же, как и прежде. Проходили дни, а человек не проявлял ни малейших признаков капитуляции. В течение последующих нескольких недель Йеттеринг убил еще двух котов, которых Поло принес на смену своему бесценному Фредди (испепеленному и удобряющему почву под яблоней).
Вторая из этих несчастных жертв однажды оказалась утопленной в унитазе. Было приятно видеть выражение лица Поло, когда он расстегнул ширинку и взглянул вниз. Однако удовольствие от его замешательства было полностью уничтожено тем сосредоточенным и умиротворенным видом, с которым он вытащил из толчка комок мокрого меха, завернул его в полотенце и, не произнеся ни слова, похоронил в саду.
Третий принесенный Джеком кот был настолько умен, что с самого начала учуял незримое присутствие демона. Тогда, в середине ноября, Йеттеринг на одну неделю даже ощутил некоторый интерес к жизни, играя в кошки-мышки с Фредди Третьим. Фред был мышкой. Правда, коты не относятся к числу особенно храбрых животных, и их игру едва ли можно было назвать великим интеллектуальным развлечением, но, во всяком случае, его появление стало хоть какой-то переменой в унылой череде надежд и разочарований. В конце концов, это существо смирилось с присутствием Йеттеринга. Тем не менее, однажды, когда Йеттеринг снова пребывал в скверном настроении (по причине вторичного замужества обнаженной вдовы), оно все-таки вывело демона из терпения. Когти животного постоянно скребли по нейлоновому ковру, царапали обивку дивана и кресел. Демона передергивало от этих звуков. В один прекрасный момент он не выдержал и бросил на кота такой взгляд, что тот разлетелся на мелкие куски, будто проглотил гранату с выдернутой чекой.
Эффект был зрелищным. Кошачьи мозги, шерсть, внутренности — теперь они были повсюду.
В тот вечер Поло пришел домой усталым. Он долго стоял на пороге комнаты и сурово разглядывал то, что осталось от его Фредди Третьего.
— Проклятые собаки, — наконец сказал он. — Паршивые, паршивые псы.
В его голосе явно звучала злость. Йеттеринг чуть не подпрыгнул от радости. Этот человек впервые вышел из себя: его эмоции были написаны на лице.
Воспрянув духом и решив закрепить успех, демон заметался по дому. Он хлопал каждой дверью. Он смахивал на пол вазы. Он раскачивал люстры.
Пол начал соскабливать со стен останки кота.
Йеттеринг опрометью слетел вниз по лестнице и в клочья разорвал подушку. Затем поднялся наверх и, обмотавшись простыней, изобразил привидение. Он носился под потолком, хихикал и издавал запахи, неаппетитные для людей.
Пол всего лишь похоронил Фредди Третьего рядом с могилой Фредди Второго и прахом Фредди Первого.
Потом улегся в постель, без простыни и подушки.
Демон тяжело рухнул на пол. Если этого человека только на миг обеспокоило то, что его кот взорвался в обеденной комнате, то как же можно было справиться с ним?
Оставалась только одна, последняя, возможность.
Приближалась Христова Месса, и дети Джека должны были навестить лоно семьи. Может быть, они смогли бы убедить ее главу в том, что не все в мире так хорошо и спокойно; может быть, им удалось бы запустить ногти под толстокожую плоть этого болвана и изнутри подточить его безразличие. Пугаясь собственных надежд, Йеттеринг провел три недели декабря, вынашивая планы самых изощренных злодейств, на какие только было способно его воображение.
Между тем жизнь Джека Поло текла своим чередом. Казалось, он жил отдельно от ее течения, как автор какого-нибудь романа, наперед знающий описываемые им события и не слишком углубляющийся в них. Некоторое исключение, впрочем, составляли надвигающиеся праздники. Он тщательно прибрал комнаты дочерей. Застелил их постели бельем с ароматной отдушкой. Очистил ковер от последних пятнышек кошачьей крови. Он даже водрузил рождественскую ель посреди большой комнаты, увешав зеленую хвою яркими игрушками, гирляндами и сувенирами.
Во время этих приготовлений Джек не раз задумывался об игре, в которую решился играть, и перебрал в уме все ее вероятные испытания. Ему приходилось учитывать не только свои собственные силы, но и силы дочерей, которые тоже были брошены на весы, на другой чаше которых лежал всего лишь один шанс на победу. Но сколько бы он ни занимался своими расчетами, возможность успеха всегда перевешивала меру предстоящей опасности.
Поэтому он продолжал писать книгу своей жизни — и терпеливо ждать.
Вскоре пошел снег, его пушистые белые хлопья закружились за окнами, постепенно устилая сад и дорогу перед домом. Во двор ватагой прибежали дети, распевавшие веселые рождественские гимны, и он был щедр с ними. На какое-то короткое время можно было поверить, что на земле царит мир.
Поздно вечером двадцать третьего декабря приехали дочери, засыпавшие его подарками в бумажных свертках и поцелуями. Первой появилась младшая, Аманда. С наблюдательного пункта на шкафу Йеттеринг недобро осмотрел ее. Она не выглядела идеальным материалом для внедрения во вражескую оборону. У нее были чересчур внушительные габариты. Джина последовала двумя часами позже: стройная и довольно миловидная, она казалась такой же неуправляемой особой, как и ее сестра. Они с хохотом бросились хозяйничать в доме: вытащили все содержимое из морозильника; переставляли мебель; носились по всем комнатам и кричали друг дружке (и отцу), как им не хватало семейной компании. Через несколько часов унылое жилище одинокого вдовца засияло чистотой, опрятностью и любовью.
Йеттерингу стало не по себе.
Он сунулся в ванную комнату, намереваясь перевернуть вверх дном всю ее обстановку, но внезапно его охватило какое-то оцепенение. Он был способен только сидеть, слушать и обдумывать планы возмездия.
Джек радовался тому, что дочери навестили родной дом. Аманда, такая же решительная и сильная, как ее мать. Джина, больше напоминавшая его мать: сообразительностью, лукавством. Их присутствие было трогательным до слез: и вот он, гордый отец, был вынужден подвергать их обеих жуткой опасности. Но разве у него был другой выход? Если бы он отменил рождественские праздники, то это выглядело бы крайне подозрительно. Это могло нарушить его стратегический замысел, насторожить врага и сорвать всю игру.
Нет; он должен был по-прежнему прикидываться круглым идиотом и не делать того, чего враг ожидал от него.
Его время еще не наступило.
В 3 часа 15 минут рождественского утра Йеттеринг открыл военные действия, сбросив Аманду с постели. Сонно потирая ушибленную голову, она забралась обратно — только для того, чтобы ее ложе мгновенно затряслось и встало на дыбы, как норовистый жеребец.
От грохота и воплей проснулся весь дом. Первой в комнате очутилась Джина:
— Что случилось?
— Там кто-то под кроватью.
— Что?
Джина взяла со стола пресс-папье и громко потребовала, чтобы злоумышленник вылез наружу. Йеттеринг незримо сидел на подоконнике и строил женщинам неприличные жесты.
Джина заползла под кровать. Йеттеринг уже вскарабкался на люстру и раскачивал ее, отчего тени прыгали по стенам, как на корабле во время четырехбалльного волнения.
— Там ничего нет.
— Есть.
Аманда знала, что говорила.
— Есть, Джина, — сказала она. — Мы не одни в этой комнате, я уверена.
— Нет, — насупилась Джина. — Здесь никого нет.
Аманда пыталась заглянуть за гардероб, когда вошел Поло:
— Что за шум?
— Папа, в доме что-то неладное. Меня кто-то сбросил с кровати.
Джек посмотрел на скомканные простыни, на перевернутый матрац и перевел взгляд на Аманду. Предстояло первое испытание: нужно было солгать по возможности небрежно.
— Похоже, тебе приснился нехороший сон, дочурка, — сказал он и изобразил невинную улыбку.
— Под кроватью что-то было, — продолжала настаивать Аманда.
— Сейчас там никого нет.
— Но я же чувствовала.
— Хорошо, я проверю весь дом, — предложил он без особого энтузиазма, — а вы обе оставайтесь здесь, на всякий случай.
Когда Поло покинул комнату, люстра закачалась еще сильнее, чем прежде.
— Фундамент, — сказала Джина. — Осадка.
Внизу было нетоплено, и Поло мог бы обойтись без шлепанья босиком по холодному кафелю кухни, но его радовало то, что битва началась с подобной мелочи. Он немного боялся, что с такими хрупкими жертвами в руках враг окажется куда более свирепым. Но нет: он не ошибся, оценивая характер этого существа. Оно было из разряда низших. Могучее, но несообразительное. И способное потерять самообладание. Теперь он знал, что делать. Главное — соблюдать осторожность.
Он побродил по всему дому, добросовестно открывая шкафы и заглядывая за мебель; потом вернулся к дочерям, которые молча сидели на лестнице, у двери в комнату. Аманда выглядела маленькой и бледной — снова ребенок, а не двадцатидвухлетняя женщина.
— Никого и ничего, — с улыбкой объяснил он. — Рождество наступило, но в нашей избушке...
Джина договорила за него.
— Никого не слыхать: даже мышки-норушки.
— Даже мышки-норушки, дочка.
В этот момент Йеттеринг дал о себе знать, смахнув с этажерки тяжелую хрустальную вазу.
Даже Джек подскочил на месте.
— Дерьмо, — вырвалось у него.
Ему хотелось поспать, но Йеттеринг явно не намеревался оставлять его в одиночестве.
— Ке сера, сера, — пробормотал он, подобрав осколки вазы и завернув их в газету.
— Видите, дом оседает на левый бок, — добавил он немного громче. — Это продолжается уже несколько лет.
— Осадка фундамента, — со спокойной уверенностью проговорила Аманда, — не вышвырнула бы меня из моей постели.
Джина промолчала. Число альтернатив было ограниченным. Ситуация складывалась неприятная.
— Ну, значит, это был Санта-Клаус, — почти развязно предположил Поло. Он взял обеими руками сверток с осколками вазы и направился в кухню, ничуть не сомневаясь в том, что каждый его шаг внимательно прослеживается.
— А кто же еще? — крикнул он снизу, запихивая сверток в мусорную корзину. — Единственное другое объяснение, — тут он осмелел настолько, что позволил себе вплотную приблизиться к истине, — единственное другое возможное объяснение было бы сейчас слишком неуместным.
У него екнуло сердце от собственной наглости. И все-таки забавно было поменяться ролями с тем, чье присутствие он ощущал каждую минуту.
— Ты имеешь в виду полтергейст? — спросила Джина, когда он вернулся к ним.
— Я имею в виду все, что мешает спокойно спать по ночам. Но ведь мы уже взрослые, да? Мы уже не верим в Богимена?
— Нет, — решительно сказала Джина. — Я не верю, как не верю и в оседание фундамента.
— Ну, теперь придется поверить, — беззаботно отрезал Джек. — Начинается Рождество. Мы не хотим испортить его разговорами о гоблинах, полагаю.
Они все вместе рассмеялись.
Гоблины. Это было уж слишком. Назвать посланника Ада гоблином.
До боли стиснув зубы, Йеттеринг едва заставил себя сдержаться.
Нет, у него еще будет время посмотреть, как эта проклятая атеистическая ухмылка сползет с гладкого, жирного лица Джека. Скоро, скоро пробьет его час. Отныне никаких полумер. Никаких утонченностей. Начинается наступление по всему фронту.
Пусть прольется кровь. Пусть здесь воцарится Ад. Они все пропали.

* * *

Аманда была на кухне и готовила рождественский обед, когда Йеттеринг предпринял свою следующую атаку. По дому плавали напевные рефрены хора Королевского колледжа, исполнявшего «О городок Вифлеем, ты стоишь перед нашими взорами...»
Подарки были распакованы, свечи зажжены, весь дом с крыши до подвала был объят семейным теплом и уютом.
В жаркой кухне пронесся порыв холода, заставивший Аманду внезапно задрожать; она подошла к окну и закрыла форточку. Вероятно, она немного простыла.
Йеттеринг со спины наблюдал за тем, как она занималась праздничным салатом. Аманда отчетливо почувствовала чей-то взгляд. Она обернулась. Никого, ничего. Она продолжила мыть брюссельскую капусту и укладывать ее на блюдо.
Все так же пел хор.
В столовой Джек о чем-то разговаривал с Джиной.
Затем раздался какой-то странный грохот. Как будто кто-то стучал кулаками в дверь. Аманда бросила нож на стол и осмотрелась, пытаясь определить источник шума. Он становился все громче и громче. Если бы это был какой-нибудь незнакомый дом, то можно было бы подумать, что кто-то оказался запертым в одном из буфетов и теперь силится выбраться наружу. Точно кот попал в ящик или...
Птица.
Звуки доносились из печи.
Вообразив худшее, Аманда ощутила какую-то тошнотворную пустоту в желудке. Неужели она заперла кого-то в печи, когда ставила туда индейку? Крикнув отца, она взяла в руки сухую тряпку и приблизилась к дверце плиты, которая сотрясалась от ударов паникующего узника. Ей представилось, как оттуда на нее выпрыгивает несчастный кот — с опаленной шерстью, обугленным мясом и дико вытаращенными глазами.
На пороге кухни появился Джек.
— Там кто-то в печи, — сказала она ему, как будто он нуждался в ее словах. Печь ходила ходуном; странно, что ее беснующееся содержимое еще не вышибло дверцу.
Он взял у нее тряпку. Он ничего не понимал. Это было что-то новое. Враг вполне мог быть умнее, чем ему казалось. Это было нечто оригинальное.
В кухню подоспела Джина.
— Что жарим? — язвительно спросила она.
Шутка осталась незамеченной, потому что в этот момент печь пустилась в пляс, как живая, и с горелок на пол опрокинулись кастрюли с кипятком. Разлившейся водой ошпарило ногу Джека. Он заорал от боли, отскочив в сторону, натолкнулся на Джину и ринулся на печь с воплем, который не посрамил бы любого самурая.
Ручка заслонки была скользкой от сажи и жара, но ему удалось схватить ее и распахнуть дверцу.
Его обдало клубами пара и сочным запахом печеной индейки. Но птица, которую Аманда положила внутрь, явно не желала быть съеденной. Она носилась по противню, стуча костяными культяшками и разбрызгивая во всех направлениях мелкие капли подливки. Ее поджаренные, с румяной корочкой крылья бешено колотились в стенки печки, яростно били по чугунным крышкам и поддону.
Затем она словно почувствовала открытую дверцу. Изрезанные крылья вытянулись вдоль нафаршированного туловища, и, глумясь над всякой живой тварью, дичь вылетела наружу. Обезглавленная, сплошь покрытая кипящим жиром и разбрасывающая липкие комки фарша, она заметалась по кухне — сейчас ни один здравомыслящий человек не сказал бы, что она неживая. Аманда завизжала.
Джек отпрянул к двери, а птица взмыла в воздух, со слепой, исступленной свирепостью кидаясь из стороны в сторону. Что она намеревалась делать, если бы настигла хоть одну из своих съежившихся жертв, это оставалось загадкой для всех троих. Джина подхватила Аманду и выскочила в коридор. Следом за ними ретировался Джек. Он едва успел захлопнуть за собой дверь — секундой позже та затрещала под ударами ничего не видящей птицы. Из нижней щели по полу потекла темная, жирная подливка.
Дверь не запиралась на ключ, но Джек был вправе думать, что взбесившаяся индейка не сумеет повернуть дверную ручку. Отступая назад, он проклинал свою самонадеянность. Противник оказался куда более коварным, чем он предполагал.
Прислонившись к стене, Аманда всхлипывала и не замечала пятен подливки у себя на лице. Казалось, она была способна только лишь отрицать увиденное, мотая головой и одними губами повторяя слово «нет», как заклинание против издевательского кошмара, который продолжал ломиться в дверь коридора. Джек отвел ее в сторону. Унылые гимны, все еще звучавшие по радио, несколько приглушали грохот ударов и падающей посуды, но обещания небесной благодати уже не доставляли никакого комфорта.
Джина налила для сестры полный бокал бренди и, сев рядом на софу, принялась ободрять ее всеми доступными словами. Но они не производили большого впечатления на Аманду.
— Что это было? — спросила наконец Джина, обратившись к отцу.
Вопрос был задан тоном, требовавшим немедленного ответа.
— Не знаю, — ответил Джек.
— Массовая истерия?
Джина не скрывала недовольства, у ее отца была какая-то тайна: он знал, что происходит в доме, но по неизвестной причине отказывался говорить об этом.
— Кого мне позвать: полицию или экзорциста?
— Никого.
— Ради Бога...
— Ничего не происходит, Джина. Поверь мне.
Ее отец отвернулся от окна и посмотрел на нее. Его глаза сказали то, о чем умолчал язык, — началась война.
Джек был испуган.
Дом внезапно превратился в тюрьму. В игре наметился летальный исход. Враг бросил свои дурацкие проделки и теперь намеревался причинить зло, настоящее зло им всем.
В кухне индейка наконец признала свое поражение. В радиоприемнике вялые гимны незаметно сменились рождественской проповедью.
Нежная улыбка на его лице прокисла и скорее походила на гримасу отчаяния. Он затравленно посмотрел на Аманду и Джину. Обе дрожали, у каждой был свой повод для страха. Еще немного, и Поло рассказал бы им обо всем. Но эта проклятая тварь должна была находиться совсем рядом — он был уверен в том, что сейчас она пожирала их злорадным взглядом.
Он ошибался. Йеттеринг, удовлетворенный достигнутым эффектом, вернулся на чердак. Птица — он это чувствовал — была находкой гения. Теперь он мог немного отдохнуть: восстановить силы. Пусть враг сам потреплет себе нервы. Потом наступит время решающего удара.
Гордясь собой, он даже позволил себе праздный вопрос: что если бы какие-нибудь инспектора увидели его операцию с индейкой? Вероятно, тогда ее впечатляющий результат улучшил бы его служебные перспективы. В самом деле, не для того же он учился столько лет, чтобы возиться с такими простаками, как Поло! Ему нужно было задание, достойное его способностей. Он почти осязал победу: ощущение было приятным.
Охота на Поло, конечно, подходила к концу. Его дочери должны были убедить отца (тут у Йеттеринга не было никаких сомнений), что вокруг него происходит нечто ужасное. Поло не сможет устоять. Он должен рухнуть. Может быть — превратиться в классического сумасшедшего: вымазать себя своими собственными экскрементами и выкрикивать что-нибудь нечленораздельное.
О да, победа была близка. И она открывала дорогу к почестям, наградам, похвалам хозяев.
Оставалось устроить только лишь одно небольшое представление. Одно, последнее нападение — и Поло будет повержен в прах.
Усталый, но уверенный в успехе, Йеттеринг спустился в столовую.
Аманда спала, вытянувшись во всю длину софы. Очевидно, ей снилась индейка. Ее глаза двигались под сомкнутыми веками, губы вздрагивали. Джина сидела у радиоприемника, который теперь безмолвствовал. У нее на коленях лежала раскрытая книга, но она не читала ее.
Импортера корнишонов в комнате не было. Не его ли шаги слышались на лестнице? Ну конечно, он пошел облегчить свой мочевой пузырь, изнемогавший от выпитого бренди.
Идеальный момент.
Йеттеринг пересек комнату. Во сне Аманда увидела что-то темное и угрожающее — что-то такое, от чего у нее во рту появился горький привкус.
Джина оторвала взгляд от книги.
Серебряные шары на рождественской ели тихо покачивались. И не только шары. Ствол и ветви — тоже.
Вообще — все дерево. Вся ель раскачивалась, как будто кто-то схватил ее.
Ель начала крутиться вокруг ствола.
— Господи, — прошептала она. — Господи Иисусе.
Аманда спала.
Ель накренилась.
Джина встала. Затем, ступая по возможности ровными шагами, подошла к софе и попыталась растолкать сестру. Аманда спросонок стала отбиваться.
— Отец, — сказала Джина. Ее голос был достаточно громким, чтобы достичь холла. Он также разбудил Аманду.
Спускаясь по лестнице. Поло услышал звук, похожий на вой собаки. Нет, двух собак. Пока он добегал до нижней ступени, дуэт превратился в трио. Ворвавшись в столовую, он был готов увидеть там все войско Ада — с песьими головами, пляшущее на растерзанных телах его дочурок.
Вместо этого он увидел рождественскую ель, с безумной скоростью крутящуюся на месте, завывающую, как стая голодных псов.
Лампы уже давно были выкручены из патронов. В воздухе стоял запах жженого пластика и еловая смолы. Сама ель с виду напоминала какую-то огромную юлу, которая с щедростью спятившего Санта-Клауса расшвыривала игрушки и подарки.
Джек оторвал взгляд от этого зрелища и увидел Джину и Аманду, скорчившихся за спинкой софы.
— Убирайтесь отсюда! — заорал он.
Не успел он выкрикнуть эти слова, как телевизор дерзко повернулся на одной ножке и, быстро набрав скорость, стал вращаться вместе с елью. К их пируэтам присоединились часы, до тех пор спокойно стоявшие на камине. Затем — кочерга перед очагом. Подушки софы. Вазы и украшения. Каждый предмет добавлял свою ноту в аккорды надсадного воя, который по своей силе был сравним со звучанием мощного органа. Запахло паленым деревом — трение разогревало крутящиеся части до точки воспламенения. Комната начала заполняться дымом.
Джина схватила Аманду за руку и потащила к двери, заслоняясь одной ладонью от града еловых иголок, которые выпустило им вслед дерево, вращающееся с нарастающей скоростью.
Теперь крутились и лампы.
Книги, высыпавшиеся с полок, тоже присоединились к этой тарантелле.
Джек мысленно видел врага, метавшегося от одного предмета к другому и, как жонглер в цирке, пытавшегося заставить их двигаться одновременно. Такая работа была явно изнурительной. Демон, вероятно, уже изнемогал. Он был ослеплен собственной яростью. И уязвим. Если когда-либо Поло мог вступить в битву с ним, то более подходящего момента невозможно было представить. Сейчас это существо можно было заманить в ловушку.
Что касается Йеттеринга, то он наслаждался оргией разрушения. Ему давно хотелось дать выход энергии, накопившейся в нем за месяцы вынужденной бездеятельности.
Ему нравилось смотреть на суетившихся женщин; он почти смеялся, глядя на пожилого мужчину, который неподвижно уставился на этот безумный танец.
Глаза мужчины были дико вытаращены. Не спятил ли он, а?
Не замечая еловых иголок, впивавшихся в волосы и кожу, дочери добрались до двери. Поло не видел, как они выползли за порог. Он зигзагами добежал до стола и, уворачиваясь от дождя настенных украшений, схватил длинную металлическую вилку, которую проглядел враг. Вокруг него с устрашающей скоростью замелькали различные безделушки и столовые приборы. У него сразу появилось несколько ушибов и порезов. Увлеченный боевым азартом и не обращавший внимания на полученные раны, он принялся протыкать книги, вдребезги разбивать часы и крушить блюдца из китайского фарфора. Как человек, сражающийся с тучами саранчи, он носился по комнате, нанося удары направо и налево, разя подвернувшиеся под руку томики любимых стихов, смахивая на пол дрезденскую посуду, пронзая гардины и абажуры. Обрывки и черепки истребляемой собственности заполоняли пространство комнаты, но при этом продолжали сохранять все признаки жизни. Каждая разбитая вещь превращалась в дюжины бешено вращающихся и воющих осколков. От них стало трудно уклоняться.
Он услышал, как Джина из-за двери кричала ему, чтобы он все бросил и бежал к ним.
Но до чего же упоительно было играть с врагом так открыто, как он еще никогда не позволял себе! Нет, ему не хотелось сдаваться. Он желал, чтобы демон показал себя, предстал во всем своем обличье.
Он желал в первый и последний раз схватиться с посланником Ада.
Внезапно дерево уступило диктату центробежной силы и взорвалось. Звук получился оглушительным — точно сама смерть рявкнула где-то рядом. Ветви, сучья, остатки хвои, шары, лампочки, провода и гирлянды — все эти рождественские аксессуары разлетелись по комнате подобно шрапнели артиллерийского снаряда. Джек, стоявший спиной к месту взрыва, почувствовал сильный толчок в спину и упал на пол. Его затылок и шея были поражены множеством острых щепок и еловых иголок. Довольно большая, лишенная хвои ветка просвистела над его головой и вонзилась в спинку софы. Мелкие обломки дерева усеяли ковер.
Следом стали взлетать на воздух другие предметы, структура которых не выдерживала нарастающей скорости вращения. Взрывом разметало телевизор, и смертоносная волна стеклянных осколков ударилась в противоположную стену. Их раскаленная лавина рикошетом накрыла Джека, который, как солдат во время бомбежки, на локтях полз к двери.
Заградительный огонь был так силен, что границы комнаты казались скрытыми в густом тумане. Разодранные подушки внесли свою лепту в ее пейзаж, устлав ковер белыми хлопьями перьев. Куски фарфоровых статуэток — то глазированная рука всадника, то голова куртизанки, то еще что-нибудь — со звоном падали прямо перед его носом.
За порогом Джина, стоя на коленях, срывающимся голосом умоляла его поспешить. Когда он добрался до дверного проема и почувствовал, как ее руки обхватили его, то мог поклясться, что из столовой послышался хохот. Отчетливый, раскатистый, довольный хохот.
Аманда, зеленая от еловой хвои, неподвижно стояла в холле и тупо смотрела на него. Он втянул ноги за порог, и Джина захлопнула дверь.
— Что это? — спросила она. — Полтергейст? Призрак? Мамин призрак?
Мысль о том, что его мертвая жена несла ответственность за это массовое разрушение, показалась Джеку довольно забавной.
На лице Аманды появилась блуждающая улыбка. Он обрадовался, подумав, что она отходит от первого потрясения. Затем увидел ее отсутствующий взгляд, и истина прояснилась. Она не выдержала, ее покинул рассудок, не справившийся с тем, что она испытала.
— Что там было? — настойчиво спрашивала Джина. Ее пальцы сжимали его локоть с такой силой, что рука почти онемела.
— Я не знаю, — солгал он. — Аманда!
Улыбка не исчезла. Аманда просто смотрела куда-то сквозь него.
— Ты знаешь.
— Нет.
— Ты лжешь.
— Кажется.
Он тяжело поднялся на ноги и стряхнул с себя осколки фарфора, стекла и перья.
— Кажется... Мне нужно прогуляться.
За его спиной в столовой утихли последние звуки кошмарного воя. Воздух в холле был наэлектризован от незримого присутствия врага. Тот был поблизости — невидимый, как всегда, но почти ощутимый. Наступило самое опасное время. Ему нельзя было терять спокойствия. Он должен был действовать так, будто ничего не случилось: должен был предоставить Аманду самой себе и не пускаться ни в какие объяснения, пока все это не закончится.
— Прогуляться? — недоверчиво переспросила Джина.
— Да... прогуляться... мне нужно немного свежего воздуха.
— Ты не можешь нас бросить.
— Я позову кого-нибудь на помощь.
— Но Менди! Посмотри на нее!
Это было жестоко. Это было почти непростительно. Но слова были уже сказаны.
Нетвердыми шагами он направился к входной двери, чувствуя тошноту после карусели в столовой. Джина рассвирепела.
— Ты не можешь так уйти! Ты что, свихнулся?
— Мне нужен свежий воздух, — сказал он настолько небрежно, насколько позволяли его гулко колотившееся сердце и пересохшее горло. — Я ненадолго. Я скоро вернусь.
«Нет, — захотелось крикнуть Йеттерингу. — Нет, нет, нет!»
Он был сзади. Поло чувствовал его. Такого разъяренного, готового в любую секунду сорваться и броситься на Поло. Вот только его запрещалось трогать. Но он ощущал злобу, лютую злобу этого существа — так же, как и его присутствие.
Он сделал еще один шаг к двери.
Тот не отставал. Поло чувствовал его и упрямо продвигался вперед. Джина заорала во весь голос:
— Ты, сукин сын, посмотри на Менди! Она сошла с ума!
Нет, ему нельзя было оборачиваться. Если бы он взглянул на Менди, то мог бы разрыдаться, мог бы потерять самообладание, чего и добивалась эта тварь, и тогда все пропало бы.
— С Менди все будет в порядке, — чуть не шепотом проговорил он.
Он добрался до ручки входной двери. Демон сразу же задвинул запор — с резким, громким щелчком. У него уже не хватало терпения для притворства.
Тщательно контролируя свои движения, Джек отодвинул засов. Тот задвинулся снова.
Игра была упоительной, настолько же, насколько и ужасающей. Мог ли он заставить демона позабыть все свои угрозы?
Плавно и неторопливо он снова отпер дверь. Настолько же плавно и неторопливо, насколько быстро Йеттеринг запер ее.
Джеку стало любопытно, как долго еще мог продолжаться этот поединок. Ему нужно было каким-то образом выйти наружу: выманить врага из дома. По его расчетам, требовался всего один шаг. Один простой шаг.
Задвинуто. Отодвинуто. Задвинуто.
Джина стояла тремя ярдами позади своего отца. Она не понимала того, что видела; ей было ясно одно: ее отец с кем-то или с чем-то борется.
— Папа... — начала она.
— Заткнись, — мягко перебил он и, усмехнувшись, в седьмой раз отпер дверь. В его усмешке было что-то лунатическое — слишком беззаботное и слишком кроткое.
Как ни странно, она улыбнулась в ответ. Улыбка была мрачной, но не фальшивой. Что бы здесь ни творилось, она любила его.
Джек попробовал прорваться через заднюю дверь. Демон опять опередил его и запер замок прежде, чем он успел коснуться дверной ручки. Ключ повернулся, вылез из замочной скважины и рассыпался в воздухе, стертый в порошок невидимой рукой.
Джек сделал движение в сторону окна и двери, но там сразу же опустились жалюзи и хлопнули ставни. Впрочем, Йеттеринг был слишком занят окном и не уследил за тем, что происходило в доме.
Когда же демон увидел, какую шутку с ним сыграли, то опрометью кинулся назад — чуть не столкнувшись с Джеком на гладко отполированном полу. Катастрофы он избежал лишь благодаря фантастическому балетному пируэту, который удался ему в самый последний момент. Крушение было бы смертельной, досаднейшей оплошностью: коснуться человека, почти победив его!
Пока Йеттеринг и Джек боролись возле заднего окна, Джина уразумела стратегию своего отца и отперла входную дверь. Джек молился в душе за то, чтобы его дочь успела открыть ее. Она успела. Щелкнул замок. В холл ввалились клубы морозного воздуха.
Несколько оставшихся до двери ярдов Джек преодолел одним рывком, всей кожей чувствуя ярость Йеттеринга, от которого ускользнула такая долгожданная и почти пойманная добыча.
Йеттеринг не относился к числу чересчур амбициозных созданий. Все, что он хотел в этот миг и что стало бы для него самым лучшим сбывшимся сном, — лишь крепко схватить череп этого человека, а потом превратить его в жидкое месиво. И навсегда расстаться с Джеком Джей Поло. Разве много он просил у судьбы?
Поло ступил в скрипучий сугроб. Брючины и домашние тапочки, надетые на босу ногу, погрузились в колючий холод. К тому времени, когда его рассвирепевший преследователь достиг порога, он уже был в трех ярдах от крыльца и уходил в сторону ворот. Уходил. Уходил.
Йеттеринг взвыл от злости, забыв обо всем, чему его столько лет учили. Все правила и уроки, которые так настойчиво вколачивали в его сознание, уступили место всепоглощающему желанию завладеть жизнью Поло.
Он покинул человеческое жилье и бросился в погоню. Его проступок был непростителен. Где-то в Аду высшие власти (такие занятые, такие утомленные возней с обреченными на вечное проклятие) поняли, что битва за душу Джека Джей Поло была ими уже проиграна.
Джек тоже это понял. Он слышал приближающееся шипение воды, вскипавшей под ногами демона. Тот погнался за ним! Эта тварь нарушила первый закон своего существования. Ее ждала горькая расплата. Он торжествовал победу.
Демон обогнал его уже у самых ворот. Его дыхание отчетливо различалось в морозном воздухе, хотя тело еще было незримым.
Джек попытался открыть ворота, но Йеттеринг захлопнул их прямо перед его носом.
— Ке сера, сера, — сказал Джек.
Йеттеринг больше не мог выносить подобных издевок. Он обхватил голову Джека, намереваясь немедленно стереть ее в порошок.
Это касание было его вторым грехом. Агония последовала мгновенно. Он взвыл, как смертельно раненный зверь, и упал в снег, отброшенный какой-то чудовищной, неведомой силой.
Он осознал свою ошибку. Уроки, которые столько лет вдалбливали в него, теперь дали о себе знать пронзительной, ни с чем не сравнимой болью. Он знал, за что ему было послано наказание: за то, что покинул дом; за то, что Дотронулся до этого человека. Отныне он был обязан подчиняться новому хозяину, пресмыкаться перед гадким, безмозглым кретином, который сейчас стоял перед ним.
Поло победил.
Он улыбался, глядя на место в снегу, где проступали контуры демона. Его облик проявлялся, как на фотоснимке.
Нарушенный закон делал свою работу постепенно, но неотвратимо. Йеттеринг больше не мог скрываться от нового хозяина. Он предстал перед глазами Поло во всем своем неприглядном величии. С коричневой безволосой кожей, с горящими, лишенными ресниц глазами, с дрожащими руками и с длинным хвостом, пляшущим на снегу.
— Ублюдок, — сказал поверженный. У него был акцент австралийского аборигена.
— Ты будешь говорить только тогда, когда тебя попросят, — со спокойной властностью в голосе приказал Поло. — Понятно?
Лишенные ресниц веки чуть-чуть дрогнули.
— Да, — сказал Йеттеринг.
— Да, мистер Поло.
— Да, мистер Поло.
Хвост поджался, как у побитой собаки.
— Можешь встать.
— Благодарю, мистер Поло.
Он встал. Вид у него был не из приятных, но тем не менее Джек наслаждался им.
— Они все равно доберутся до вас, — мрачно сказал Йеттеринг.
— Кто они?
— Вы знаете, — в некотором замешательстве произнес демон.
— Назови их.
— Вельзевул, — ответил он, гордясь именем своего бывшего хозяина. — Власти. Сама Преисподняя.
— Не думаю, — усмехнулся Поло. — Во всяком случае, ты постараешься засвидетельствовать мое умение постоять за себя. Разве я не сильнее их всех?
Глаза потупились.
— Разве я не сильнее?
— Да, — с горечью признал бывший посланник Ада. — Да. Ты сильнее их всех.
Его начала колотить мелкая дрожь.
— Тебе холодно? — спросил Поло.
Он кивнул с видом потерянного ребенка.
— Тогда тебе будет полезно заняться кое-какими физическими упражнениями, — сказал человек. — Ступай в дом и приступай к уборке.
Казалось, пришелец из другого мира был озадачен, даже разочарован этой инструкцией.
— И ничего больше? — недоверчиво протянул он. — Никаких чудес? Ни Прекрасной Елены? Ни полетов на метле?
При мысли о полетах в такой морозный, снежный день Джек почувствовал довольно сильный озноб. Он был человеком весьма простых вкусов: от жизни ему хотелось получить только любовь своих дочерей, уютную обстановку дома и выгодную цену за корнишоны, импортом которых он занимался.
— Никаких полетов, — решительно произнес он. Возвращаясь к крыльцу, Йеттеринг вспомнил об одной вещи, от осознания которой немного воспрянул духом. Он вновь повернулся к Поло — раболепно, но и торжественно.
— Могу я кое-что сказать? — спросил он.
— Говори.
— В качестве моей первой услуги я хочу довести до вашего сведения, что контакт с такими, как я, считается не лучшим фактом человеческой биографии. Точнее сказать, ересью.
— В самом деле?
— О, да, — заверил Йеттеринг, воодушевленный своим пророчеством, — за это по меньшей мере сжигают.
— Ну, только не в наше время, — ответил Поло.
— Но Серафим все увидит, — упрямо сказал демон. — Ты никогда не попадешь в это место.
— В какое место?
И тогда у Йеттеринга вырвалось слово, которое он слышал от Вельзевула.
— На небо, — торжественно объявил он. Его лицо исказила глумливая ухмылка: он поступил исключительно мудро, проделав этот фокус; он никогда не думал, что сможет так ловко жонглировать всякими теологическими штуковинами.
Джек прикусил нижнюю губу и медленно кивнул головой.
Это существо, пожалуй, говорило правду: факт общения с ему подобными едва ли мог быть благосклонно воспринят Ликом Святых и Ангелами. Вероятно, теперь для него была закрыта дорога в рай.
— Ну, — сказал он, — ты ведь знаешь, что я скажу об этом, не так ли?
Йеттеринг хмуро уставился на него. Нет, он этого не знал. Затем он понял, куда клонил Поло, и удовлетворенная усмешка сползла с его лица.
— Так что я скажу? — спросил Поло.
Окончательно сраженный Йеттеринг с трудом выдавил из себя эту фразу.
— Ке сера, сера.
Поло улыбнулся.
— Для тебя не все потеряно, — похвалил он и пошел домой, тщательно сохраняя подобие суровости на своем лице.

@темы: текст, сказка, баркер, литература, времена года

---

Заметки на полях - 37

В воскресенье (27.12.09) "Время" на Первом канале решило задавить зрителя чернухой и выдала великолепный обзор самых шокирующих пожаров, убийств, терактов и прочих взрывов за весь год. После этого показали фотографии тех, кто ушел от нас в этом году (разумеется, не всех). Впасть в кромешное отчаяние (вот какой хреновый год-то!) у меня не получилось. Вместо того, чтобы проникаться скорбью по ушедшим киноактерам и шоуменам, я наслаждался музыкой, которую авторы пустили фоном. Это были очень узнаваемые аккорды "Сайлент Хилла". Ямаока пишет музыку на века.

@темы: телемыло, музыка, silent hill

---

В последний раз о "Пусе"

Ну да, я посмотрел этот клип. Радует, что Pussy оказался лучше, чем Mann gegen Mann того же режиссера. Хоть юмор есть, причем Rammstein ухитрились пошутить не только на тему "немецкой классики" (нет, не пива или Вагнера, а порно)), но и намекнули на возросший во время кризиса интерес к секс-услугам.

Больше, к сожалению, ничего хорошего я сказать про клип не могу. После Mein Teil группа явно подрастеряла былой угар, шагая либо в сторону пафосных баллад (Ohne Dich, Rosenrot), либо треша (Keine Lust, Benzin, Mann gegen Mann, Pussy). Да и порно веселит, в конце концов, только когда не взаправду - как, например, на концертном исполнении Buck Dich. Всегда присутствует некая грань, после которой начинается пошлость. И Rammstein в своем последнем клипе эту грань, к сожалению, переступили.

@темы: rammstein, клипмейкерство, восстание томатов-убийц, грустное, сиськи

---

Эрнст Теодор Амадей Гофман. "Эликсиры сатаны".

Прежде всего, наверное, стоит вспомнить о том, что Гофман является великим мастером гротеска. Реальность в его новеллах предстает в искаженных чертах (преображаясь не в последнюю очередь благодаря лихорадочному воображению главного героя) и населена столь же странными, сказочными персонажами, подчас вылепляемыми из обыденного человеческого окружения героя. Ближе к концу жизни писателя эта карикатурная "вылепленность" все явственнее приобретала черты сатиры, вылившись, в конце концов, в "Житейские воззрения кота Мурра". Это не пошло на пользу ни самому Гофману, подвергавшемуся постоянным гонениям со стороны властей, ни, на мой взгляд, и его произведениям. Все же, речь идет о писателе, чье собрание сочинений Гейне назвал "криком ужаса в двадцати томах", но ужас хотя бы таких известных новелл, как "Крошка Цахес" или "Повелитель блох" - это скорее ужас перед обыденной реальностью, нежели перед чем-то непознанным - действительно пугающим не только героя, но и читателя. К счастью, у Гофмана так было не всегда. Яркий пример тому - роман "Эликсиры сатаны".

Роман повествует о жизни капуцинского монаха Медарда - от его малых лет и до самой смерти. Причем, как было метко подмечено С.Васильевым, "Эликсиры" представлены в виде антипода жития святого - ибо на протяжении повествования Медард постоянно подвергается дьявольским искушениям, но не в силах с ними совладать.
Сюжет романа вертится вокруг старой бутылки с таинственной жидкостью, которая достается Медарду в монастыре на хранение. По преданию, в ней содержится легендарный эликсир дьявола, которым тот искушал Святого Антония. Молодой граф, прибывший в монастырь, насмехаясь над легендой, отпивает из бутылки и заявляет Медарду, что тому досталось превосходное старое вино. Медард, разумеется, заберет у него бутылку и запрет ее обратно в шкаф, но не надолго. В его душе уже поселится зерно сомнения. А далее случится роковой глоток эликсира, побег из монастыря и стремление обратиться в мирскую жизнь, которой у Медарда никогда не было, и с которой связана роковая, преступная любовь монаха.
Да, дьявол искушает Медарда-Антония любовью, чувством, с одной стороны, возвышенным, а с другой - запретно-греховным, недосягаемым. Он постоянно разрывается между этими двумя сторонами - духовной и мирской - и очень скоро этот дуализм захлестнет монаха с головой; и кровавые преступления, которые он громоздит одно на другое в желании своей возлюбленной, перестанут казаться ему делом собственных рук. Зло персонифицируется в образе двойника - темной половины личности Медарда, с которым тот будет бороться до конца жизни: "и тот, кто столкнет другого вниз, выйдет в короли и вдоволь напьется крови".

"Эликсиры сатаны" написаны превосходным языком, в возвышенном романтическом стиле, характерном для Гофмана в частности и его эпохи в целом, со всеми его достоинствами (а для тех, кто с трудом продирается сквозь изысканно-витиеватые построения - недостатками). В повествовании переплетается множество не связанных напрямую с основным действием историй, которые временами оказываются вложены одна в другую. В них проступают и нотки сатиры, и, условно говоря, психоанализа (чьего понятия, разумеется, на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий не существовало, однако просвещенное общество уже достаточно далеко отошло от средневековых понятий о душе), и мистической бесовщины, благодаря которой роман, цитирующий льюисовского "Монаха", сам вошел в классику мировой готической литературы.
Как справедливо замечает в "Эликсирах сатаны" вымышленный издатель рукописей Медарда, мозаика, собранная читателем, не была бы полной без еще одного "романа в романе". Речь идет о пергаменте таинственного Художника, чье содержание прольет свет на темную наследственность главного героя романа и одновременно подведет жирную черту под еще одной важной темой "Эликсиров". Гофмана, который был и писателем, и художником, и музыкантом, она, без сомнения, волновала - тема Искусства с большой буквы, заставляющего людей восхищаться и падать на колени, плакать и сходить с ума. Принадлежит ли Искусство материальному миру? Или является неким каналом между людьми и силами свыше? Писатель склоняется в романе ко второму и соединяет истории Художника и Медарда, живописуя самыми жуткими красками то, куда ведет человека стремление возвыситься над другими людьми, в некотором смысле уподобляя себя Богу, святому - пусть даже посредством кисти или резца ваятеля.

@темы: мои обзоры, психоз, арт, литература, l'amour

---

Сам себе психоаналитик. Фатализм

Я умру бесславно, тихо, бестелесно, между склеротиком-отцом и истеричкой-матерью. Или они умрут раньше меня. Не важно, главное, что от родителей я не отделюсь никогда. Это своего рода фатализм, исходящий из того, что гораздо проще что-то не делать, чем наоборот. Планета вращается вокруг своей оси и ты вращаешься вместе с ним. Можно не задумываться над тем, что будет завтра; и я заглядываю в будущее примерно недели на две, не больше. Что случится потом, меня не интересует, и даже место прохождения летней практики представляется мне весьма туманным и абстрактным пятном.

Увы, подобный путь "ничего не делай и пусть все вершится само" ведет в тупик. Когда-нибудь я захочу изменить свою жизнь: купить или снять собственную квартиру, найти интересную работу, которая вызывает нечто лучшее, чем раздражение от своей рутины, полностью поменять свой стиль, чтобы выделиться из серой толпы, научиться радоваться мелочам и перестать с брезгливостью относиться к посторонним людям. Но будет слишком поздно. Согласно данным психологии, характер человека формируется примерно к двадцати - максимум к двадцати пяти годам. Мне двадцать три. Так и тянет опустить руки и сказать: все, ничего уже не изменишь. Этим, собственно, я и занимаюсь - уже достаточно давно.
Знаете, ведь это так просто - покачиваться на волнах изменчивого мира, "плыть по течению", изредка "просыпаясь", чтобы немного подкорректировать свою дорогу. На сегодняшний день я знаю и умею много меньше, чем, скажем, два года назад, хотя способности у меня есть и, не без гордости заявлю, неплохие. Однако подвижение что-либо делать представляется мне полной нервотрепкой, которая не будет стоить потраченных на нее усилий. Вот так я остаюсь на месте, в то время как другие продолжают идти вперед.

Конечно, все вышеописанное своего рода "лайт-версия" фатализма, иначе меня бы уже давно не существовало. Только буддийские монахи способны по-настоящему покориться Судьбе. В моем же случае это лишь строчка из одной песни: "ich habe keine lust", "я не имею ни малейшего желания". Так что мне нужно найти какой-то свой путь, свою дорогу. Существование, а не жизнь - вот, что по-настоящему невыносимо.

@темы: разложение, психоз, идем бодро, не сбиваясь с курса, размышления, грустное

---

Заметки на полях - 36 ("Хэллбой")

Посмотрел первого "Хэллбоя". Мне понравилось сильно меньше, чем сиквел. Сюжет здесь более "комиксовый", да и злодеи картонные. В "Золотой армии" злодеем Нуаду и назвать-то никак нельзя. Скорее, персонажем, оказывающим отрицательное влияние на положительных героев повествования.
Но Дель Торо все равно за "Хэллбоя" двойное спасибо. За визуальное воплощение - это раз. А во-вторых, - ну видно же, что у человека из-под подушки и в самом деле томик Лавкрафта торчит. Дайте ему "Хребты безумия" снять.

@темы: кино, пиршество для глаз, зал ожидания, лавкрафт, гильермо дель торо, комиксы

---

О пиве и его внутреннем употреблении

Тут "Автосити" (№50 (412)) приводит данные опроса челнинского Центра медицинской профилактики касаемо употребления пива среди подростков.
Согласно этим данным, 46% челнинских школьников впервые попробовали пиво в возрасте 14-17 лет, 36% - в возрасте 10-13 лет и 18% - в возрасте 7-9 лет.

В принципе, ничего удивительного, город всегда, сколько я помню, был пьющим (а сейчас в связи с текущей ситуацией на "КамАЗе" - Набережные Челны выпивают вдвое больше). У меня претензии, скорее, личного характера. Дело в том, что я не пью и - да, да! - пива ни разу не пробовал, ни в подростковом возрасте, ни сейчас. Но читая такую статистику (а она подразумевает, что все сто процентов опрошенных хотя бы раз в жизни притрагивались к пиву), невольно ощущаю себя каким-то... неполноценным. Неужели мимо меня прошла какая-то особая радость жизни)??

@темы: вопрос, идем бодро, не сбиваясь с курса, размышления, город, шок

---

Заметки на полях - 35 (Все!)

Вытащил я-таки этот айсберг из воды. Преподаватель поорал на меня, но "отл" поставил.

@темы: боевой воинский дух

---

Заметки на полях - 34 (Аватар)

Все. Родители ушли на премьеру мультфильма с пятисотмиллионным бюджетом. Завтра узнаю, что да как.

@темы: кино

---

Заметки на полях - 33

Тряпки для мытья посуды лучше делать из человеческой кожи. А вот насчет ламповых абажуров я не уверен..

@темы: психоз, война

---

Отзывы о "Милых костях" (фильм)

Наткнулся тут на блог, в котором критикуют "Милые кости". Дескать, фильм "унылый" и "разочаровывающий". Все со ссылкой, разумеется, на британскую премьеру.

Поживем, увидим. В принципе, одно дело критики, а другое простые люди. Хотя и на IMDB рейтинг фильма пока невелик - 7,7/10. Но чтобы Питер Джексон взял и вот так снял "нудный" фильм? Как говорится, "не верю". Лично для меня самым нудным его фильмом были "Страшилы", остальное прошло "на ура". А сейчас, скорее всего, сказываются завышенные ожидания после последних блокбастеров кинорежиссера.

@темы: кино, критика, питер джексон, интернет

---

Заметки на полях - 32

Даже если я не сдам этот [censored] курсовой, от него уже есть польза. Автокад я теперь знаю как свои пять пальцев.

@темы: боевой воинский дух, программы

---

Дожили

Сегодня во сне (на 13.12.09) я был капитаном "Титаника". Что-то подсказывает мне, что скоро премьера "Аватара".

@темы: кино, грезы сновидца

---

Заметки на полях - 31

Вот такое послание в массовом порядке прикалывается к ноябрьским счетам за квартплату (цитирую с сохранением форматирования, а также орфографии и пунктуации):

Уважаемые жители!
Пусть Новый год к вам в дом войдет,
с улыбкой близких и теплом!
Чтоб стол ломился от еды, чтоб слышался повсюду
смех, чтоб всем везде сопутствовал успех!
И не забудем мы сказать огромное спасибо тем,
Кто ежемесячно платил квартплату, газ и свет!
Всем тем, кто в кризис не боясь невзгод трудился,
и не избегал хлопот,
Год Новый принесет удачу и благополучие в
придачу!
А тем, кто не платил сейчас
Пусть вспомнит в Декабре о нас
Ведь долг спокойно спать не даст
Судебный пристав принесет приказ!
До боя курантов осталось немного
Оплати квартплату и Новый год встречай с
водой!
ООО "32 комплекс"

Без комментариев.

@темы: текст, торжество бреда, город

---

Турновости

Пока Rammstein увеличивают число своих московских концертов до двух (а они, не много не мало, пройдут в "Олимпийском"), Lacrimosa объявила о старте специального российского тура. Он приурочен к двадцатилетию группы и охватит следующие города:

30 мая 2010 г. - САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
1 июня 2010 г. - КРАСНОДАР
2 июня 2010 г. - РОСТОВ-НА-ДОНУ
4 июня 2010 г. - МОСКВА
6 июня 2010 г. - САМАРА

Размах, что и говорить.

@темы: rammstein, восхищение, граничащее с безумием, lacrimosa, музыка

---

Заметки на полях - 30 (твилайтмания)

Неподалеку от моего дома расположен "Союз", через который я иногда прохожу. Там есть отдел литературы. Недавно я увидел в нем, что у биографий Майкла Джексона и Виктора Цоя появился новый сосед, помоложе. Это - история жизни Роберта Паттинсона. Коронование состоялось?

@темы: байопик, живой книжный, вампиры и другие катастрофы

---

Парочка кадров

Это не игра из серии "найди N отличий". Просто вот эти странные создания, с которыми встречается герой Уортингтона в грядущей "Битве титанов" подозрительно напоминают Paleman'а из "Лабиринта Фавна":

А вот как выглядело дельторовское творение:

@темы: кино, арт, боги